Мустафа тоненько хихикал: одна из невольниц щекотала ему многочисленные обвисшие подбородки.
— Сперва станцуйте для меня, — приказал Мустафа.
Не успели слова сорваться с его губ, а две женщины уже призывно извивались в сладострастном танце под звуки невидимой лютни. Их высокие стройные тела чувственно изгибались, вызывая страсть в обмякшем, обрюзгшем мужчине, любое, самое похотливое желание которого им предстояло безропотно выполнить.
Мустафа пошлепал губами, почесал влажную волосатую грудь и собирался уж было кликнуть одну или сразу обеих танцовщиц к себе на ложе, когда в дверь резко постучали.
— Войдите, — отозвался сын султана, не заботясь о том, чтобы прикрыть свою наготу.
Девушки продолжали свой танец. Дверь распахнулась, и в комнату вошел верный слуга Мустафы Алван. Он нес маленький серебряный поднос, на котором лежал смятый конверт.
— Простите, хозяин, мне сказали, вы захотите увидеть это тотчас.
— Что это? — нахмурился Мустафа.
— Посмотрите сами, хозяин. — Алван протянул поднос на вытянутой руке.
Недовольство Мустафы увеличилось, когда он вынул из конверта письмо.
— Ты же знаешь, я не умею читать ни по-арабски, ни по-английски. Позови сюда Джамала!
— Я здесь, хозяин, — поклонился переводчик, входя в покои наследника султана.
Джамал начал читать, и Мустафа повеселел. Он рассмеялся, и его темные глаза залоснились от удовольствия.
— Где ты это взял, Алван?
— Ваши люди отобрали конверт у одинокого араба на севере пустыни три дня назад.
Мустафа сиял, раздумывая, как ему лучше распорядиться только что полученными известиями. Перебрав в уме несколько вариантов, он наконец рассмеялся, и его огромный голый живот заколыхался подобно студню. Все присутствующие подобострастно заулыбались. Вдоволь нахохотавшись, Мустафа выставил вперед короткий жирный палец и скомандовал:
— Позвать сюда моих верных воинов! Я отдам им распоряжение! — И снова расхохотался.
Дни.
Неделя. Две недели.
Три недели минуло с тех пор, как Тэмпл оказалась невольной гостьей в оазисе шейха Шарифа Азиза Хамида. К ней хорошо относились. За ней, угадывая каждое ее желание, ухаживала Рикия и неусыпно и бдительно следил Тариз.
Каждое утро ей разрешали совершать прогулки на рыжем жеребце Тозе. Прогулки доставляли ей несказанное удовольствие, но, что было более важным, они давали ей возможность получше узнать пустыню, которую она намеревалась вскорости пересечь в одиночестве.
Если во время прогулки ее не сопровождал дружелюбный Тариз, то функцию надзирателя исполнял его угрюмый хозяин. Он отправлялся на прогулки то на Идите, статном молочно-белом жеребце, то на Принце, быстроногом вороном скакуне. Когда во время прогулки с ней был Тариз, она расспрашивала его о караванных путях, пересекавших эту безжизненную пустыню, которую он знал как свои пять пальцев. Прикидываясь безразличной, она запоминала каждое его слово. Время от времени, беспокоясь, как бы не вызвать подозрение Тариза, американка обрывала его на полуслове и меняла тему разговора. Вдвоем они болтали и безудержно хохотали, как дети, и Тэмпл не уставала удивляться тому, как много он знает о цивилизованных странах. Тариз поклялся, что никогда не выезжал дальше Каира, но перечитал все книги в кожаных переплетах даже не по одному, а по два-три раза.
