Белая рабыня | страница 50
— Мне в этой ситуации показалось интересным другое — какими разными людьми бывают даже самые близкие родственники.
Испанец поморщился.
— Не говорите загадками, мисс, терпеть этого не могу. — Дон Диего снова наполнил свой стакан.
— Представьте себе, что один из Амонтильядо, имея в руках сына губернатора Ямайки, отказался от возможности заработать на этом, в то время как другой Амонтильядо специально снарядил корабль, чтобы завладеть дочерью того же самого губернатора и потребовать за нее выкуп. И в первом, и во втором случае речь идет именно о ста тысячах песо.
— Вы хотите сказать, что мой брат, дон Франсиско, держал в руках молодого Фаренгейта и бесплатно выпустил его? Идиот! Другого определения он не заслуживает. Мы — испанцы, вы — англичане, настоящего мира между нами не наступит, пока у нас будет что делить. А в такой борьбе все средства хороши, все законны. И, попадись я в руки к вашему батюшке, я бы не роптал, даже если бы он вздумал повесить меня на нок-рее.
— Это был не дон Франсиско.
— А кто же тогда? — не донеся стакана до рта, остановился дон Диего. — Какие тут еще могут быть Амонтильядо?
— Дон Мануэль. Насколько я понимаю, он является вашим племянником.
— А-а, уже оперился… — Чувствовалось, что к племяннику, так же как и к брату, капитан «Сельты» нежных чувств не испытывает. — Притащился в Новый Свет за куртуазными победами.
— Он поступил как джентльмен, — возразила Элен;
— По отношению к англичанину настоящий испанец может совершить только один джентльменский поступок — всадить ему пулю в лоб.
— У вас весьма различные представления о благородстве.
Дон Диего выпил-таки свой стакан и шумно выдохнул воздух из огромной груди.
— Можете относиться ко мне как вам будет угодно, но не мешает вам помнить, что минувшей ночью я спас вас от очень больших неприятностей: мои парни были весьма и весьма разгорячены, они иногда месяцами не видят женщин…
— Несмотря на все, что вы для меня сделали, — подчеркнуто холодно заявила Элен, — я испытываю к вам глубочайшее отвращение.
На мгновение рыжебородый собеседник опешил, и без того темное его лицо потемнело еще больше, на лбу собрались угрожающие складки.
— Почему? — сказал он глухо. — Почему вы меня оскорбляете — я понимаю, но почему вы уверены, что я намерен сносить ваши оскорбления?
— Потому, что я стою сто тысяч песо и вы не посмеете причинить мне какие бы то ни было неприятности, иначе я упаду в цене.
Дон Диего встал, шумно отрыгнул, надел шляпу с двухцветным плюмажем.