– Исключительно в рекламных целях, дорогая…
Только годы, годы и годы хорошего воспитания, – а Мэрилин Спрингфилд чуть ли не с младенчества прививала дочери правила хорошего тона, – позволили той усидеть на месте.
Ее матери, настоящей леди, вдруг ни с того ни с сего пришло в голову выйти замуж за известного всему миру писателя! Потом она выражала симпатию книготорговцу! Вероятно, оказывала знаки внимания и известному инженеру-мостостроителю. И это все ее мать!
Мало того! Теперь она – подумать только! – уходит в монастырь… в рекламных целях. Чтобы объявить об этом своей дочери, она выбирает клуб, своего рода незыблемый бастион высшего общества всей округи, куда, как мухи на мед, слетаются разного рода репортеры.
– Мама, ради бога, скажи, что толкнуло тебя на такой необъяснимый шаг?
– Любовь, милая Мэгги, только любовь!
Пожалуйста, попытайся меня понять, дорогая. – Мэрилин глубоко вздохнула и продолжала говорить так громко, что под высоким потолком раздалось эхо. – Я все еще тоскую по твоему отцу. И всегда буду тосковать. Но его давно уже нет с нами, и я чувствую себя одинокой… Я без ума влюбилась в мистера Фанкворта. И знаешь когда? Всего-навсего позавчера! – И уже еле слышно она добавила:
– Раньше я просто спала с ним. Представляешь, какой ужас?
Мэгги предпочла не услышать сказанных матерью последних фраз.
– То, что ты чувствуешь себя одинокой, вполне можно понять, – перебила она Мэрилин. – Мне неясно другое. Почему ты думаешь, будто этот Фанкворт и есть то самое спасительное лекарство от одиночества? Он за все время, что я его вижу, не произнес в твой адрес ни одного ласкового слова!
Мэрилин на это ничего не ответила, и ее дочь со вздохом продолжила:
– Надеюсь, ты еще нигде, кроме этого клуба, не объявляла о своем решении уйти… ну, в монастырь?
– Конечно, объявила, – спокойно произнесла ее мать. – Ведь это часть рекламной кампании по продаже огромного тиража романа моего дорогого Генри. Ты что, хочешь, чтобы произведение, написанное в домике, где ты провела ночь любви с Валентино, кануло в небытие? Или тебе не нравится, что я полюбила человека, которого ты сватала мне в мужья по одной-единственной причине: писатель нравился тебе самой, а теперь ты увлеклась его сыном?
Отвечай, милая Мэгги, только откровенно!
В словах матери слышалось нечто, похожее на обиду. Уже обнадеживающе! Если дело обстоит именно так, то еще не поздно все исправить. Достаточно только тихонечко подтолкнуть мать в нужном направлении, и здравый смысл к ней непременно вернется.
