Демид, взвыв от ненависти, схватил камень и запустил им в птицу, тупо клевавшую гороховую поросль в двадцати шагах от него. Удар получился метким, ворону отбросило, она с клекотом закрутилась по земле. Демид, не помня себя от ярости, начал расстрел всем, что попадалось под руку. Через пять минут птицы покинули поле боя, оставив на огороде три черных изломанных трупика.
Дема, как мог, подлечил искалеченные растения, хотя ущерб был ужасен. Он уже забыл о злосчастном сне, но пребывал весь день в раздраженном состоянии. Успокоился только к вечеру, после того, как помог отладить соседу Лехе забарахливший радиоприемник и выпил с ним изрядное количество водки.
Наутро вороний налет повторился. На сей раз Демид не стал позорно лупить нечисть камнями, а побежал к Лехе за дробовиком. Они устроили оглушительную артиллерийскую канонаду, взбудоражив похмельную с утра деревню. Вороньи тела усеяли поле брани, но на следующее утро все повторилось по-прежнему. Птицы пикировали на грядки как истребители, с пугающим безразличием относясь к собственной смерти. Количество их увеличивалось с каждым днем. Вороны с неотвратимой точностью появлялись над огородом в предрассветный час и уничтожали все живое на плантациях Демида. Демид пытался закрыть растения толем, но птицы остервенело бросались на преграду, теряя перья и оставляя на земле пятна крови.
Лишне говорить, что над другими огородами в деревне ничего подобного не наблюдалось.
Деревенские жители собирались вокруг Деминого забора, курили, почесывали в затылке и обсуждали невиданную напасть. Большинство склонялось к мнению, что это проделки нечистой силы и советовали окропить опоганенное место святой водой. Но Демид отмахивался от таких предложений. Да и спасать, в сущности, было уже нечего. Вся зелень в саду была склевана. Черные каркасы яблонь болезненно кривились над пятнистой, загаженной нечистотами почвой.
* * *
Атаки ворон продолжались семь дней. На восьмой день Демид перебрался в городскую квартиру. Здесь было душно, пыльно, надсадный шум машин доносился из распахнутого окна. Но это было все же лучше, чем тошнотворное воронье галдение и растерзанный труп огорода
Накануне дня встречи с Джейн Демид долго лежал на диване и мысленно представлял себе беседу с ней. Составлял различные варианты разговора, переходя то на русский, то на английский, проклиная себя за тупость и косноязычие. Закрывал глаза и рисовал в воображении эту девушку – говорил с ней, брал ее за руку, гладил по волосам. Джейн представлялась то простой и ласковой, то холодной и официальной, полностью погруженной в научные изыскания и забывшим о существовании мужского пола.
