– Мы отплываем первым же пароходом, – сказал он, впервые понимая, каким глупцом считают его в обществе. – Чем скорее мы избавимся от всех этих снобов, тем лучше!
Дженевра сидела за письменным столом, но после слов отца встала и посмотрела на него. В ее лице не было ни кровинки.
– Я не уеду, папа. Не уеду, пока не получу ответа от Александра.
– Уедешь, – коротко бросил отец. Довольно, он и так слишком долго потакал ей, а теперь пожинает плоды – он уничтожен, он больше не может появиться в обществе! Он очень любит свою дочь, но всему есть предел.
Дженевре показалось, что она сейчас умрет. Ей и вправду было очень плохо – шумело в голове, грудь сдавило словно железным обручем, она едва дышала. Она знала, что сейчас скажет отцу правду, и эта правда навсегда уничтожит его любовь к ней. Никогда больше он не назовет ее своей кошечкой, крошкой, душечкой.
– Папа, у меня будет ребенок, – произнесла она, не понимая, как могла подумать, что отец обрадуется этому известию.
Пять дней спустя они покинули Ныо-Иорк на борту «Адриатики». Уильям Гудзон не прощался с городом, стоя на палубе. Он оставался в каюте, в одночасье постаревший и разбитый. Слова дочери едва не стоили ему жизни. Когда первое потрясение прошло, он ясно понял одно – ни один человек в Нью-Иорке никогда не узнает об этом. Ни Виктор Каролис, никто другой. Сплетен не будет ни в Америке, ни в Англии. До рождения ребенка Дженевра останется в монастыре, а он переждет это время где-нибудь в Суссексе или Гэмпшире. После рождения ребенка отдадут в приют. А до тех пор никто из его родных и друзей не узнает, что он с дочерью вернулся в Англию.
Корабль выходил в открытое море. Уильям провел рукой по глазам. Какое бы будущее ни ожидало их, прежнего не вернешь. Александр Каролис разрушил их жизнь, и Уильям всем сердцем желал, чтобы судьба наказала Александра, чтобы она послала ему такие же страдания, какие сейчас испытывали он и его дочь.
Дженевра стояла на палубе, намертво вцепившись в поручни затянутыми в лайковые перчатки руками – она боялась упасть. Все кончено. Ей не суждено больше увидеть Александра, не суждено стать его женой, жить вместе с ним в Тарне. Но у нее будет от него ребенок. Ее руки еще крепче сжали ледяной поручень. Что бы ни собирался предпринять отец, она сохранит ребенка и никому его не отдаст.
– Никто не отнимет тебя у меня, – горячо прошептала она своему еще не родившемуся младенцу. Заснеженные шпили нью-йоркских церквей растворялись вдали. – Что бы ни случилось, нас никто никогда не разлучит. Никогда!
