Еще мы хором пели «Гориллу» [31], и мсье Бюффлие аккомпанировал нам на гитаре. Каждый день он придумывал что-то новое. Например, однажды утром спросил:
– Кто-нибудь из вас догадался сегодня утром подарить цветы цветочнице?
Мы сказали, что нет, никто не догадался, а он так и подскочил:
– И кто же, по-вашему, подарит ей цветы? Кто, скажите?
Мы не знали, что ответить, и тогда он объяснил нам, что цветочнице, должно быть, очень обидно всю жизнь находиться среди цветов и никогда не получать их в подарок. А потом мы все быстро надели спортивную форму, шарфы и шапки с помпонами и побежали в район Источников дарить цветочнице цветы…
В первую же неделю мсье Бюффлие организовал небольшой прием, чтобы успокоить родителей относительно своих педагогических планов: никаких дальних поездок (шучу!), будем ставить спектакли, займемся грамматикой и математикой.
У мамы тогда был грипп, а папа работал в ночную смену, поэтому на собрание пошла сестренка Нана и объяснила мсье Бюффлие, какой я выдающийся интеллектуал. Я, правда, при этом не присутствовал (Нана спровадила меня в буфет за бутербродами и лимонадом), но, судя по всему, мои таланты они обсудили чрезвычайно подробно…
В последующие дни моя сестренка была неоднократно замечена в лимонном «багги» нашего учителя, и что-то подсказывало мне, что обсуждением моих школьных успехов дело не ограничивалось.
У Наны и раньше не переводились поклонники, иногда их бывало сразу несколько, а теперь она все время проводила с одним-единственным, и мне это не слишком нравилось, потому что прежние ее кавалеры были со мной очень щедры, и то, что они часто менялись, вполне меня устраивало: один катал меня на мотоцикле, другой, торговец анисовкой, дарил стаканчики для ручек с квадратным дном, третий возил нас в Куршевель кататься на лыжах и угощал какао…
А мсье Бюффлие совершенно не занимался моим досугом. Какая досада!
* * *
Когда Жожо достал посреди урока свою штуковинку, мы сразу поняли, что ничем хорошим это не кончится.
Бабочки-белянки липли к стеклам аквариума, мсье Бюффлие, повернувшись к доске, рисовал трехмерные фигуры, а посреди класса сидел Жожо и, пуская слюни, тряс своей пиписькой.
Я вообще считаю, что Жожо не виноват: несладко начинать жизнь с такими родителями, как у него. Он не был плохим, он просто был не похож на других, и мы его таким любили.
Мсье Бюффлие тоже не стал его наказывать. Он присел на корточки около его парты, положил ему руку на плечо и сказал:
