Жар твоих объятий | страница 35
В его вежливом ответе Филаделфия уловила легкое раздражение. Она никого не знала в Новом Орлеане, по если он начнет выуживать из нее детали, то может сам попасться в ее сети.
— Какие отношения у вас сейчас с родственниками? — поинтересовался Эдуардо, отвлекая ее внимание от письма.
— Я написала родственникам по материнской линии, что собираюсь навестить кузенов моего отца в Нью-Йорке.
— У вас есть родственники в Нью-Йорке?
— Нет, но мамина родня об этом не знает.
— А ваш адвокат? Что вы сказали ему?
— То же самое. Я пообещала, что буду поддерживать с ним постоянную переписку.
— Значит, вы окончательно порвали с Филаделфией Хант?
— Да.
— А вы себя ощущаете мадемуазель Ронсар?
— Конечно же, нет. — Она посмотрела на билет в руке. — Вы встретите меня в Нью-Йорке?
— Нет, но не надо волноваться. Вас встретит человек, на которого можно положиться.
— Кто он такой? — встревоженно спросила она. — И как я его узнаю?
— Не тревожьтесь, мадемуазель Ронсар. Он сам узнает вас.
Филаделфия закрыла дорожную сумку и, вздохнув, повернулась к вагонному окну, чтобы увидеть свое отражение Прошла уже почти неделя, а она так и не привыкла к темноволосой молодой женщине, каковой была теперь. Она придвинулась поближе, чтобы получше рассмотреть себя, подозревая, что у нее одна бровь темнее другой Она пока еще не овладела искусством нанесения косметики. Стоило ей чуть больше нарумяниться — и она выглядела дешевкой. Слишком мало туши на светлые ресницы — и становилось ясно, что волосы у нее крашеные. Изучив лицо, она со вздохом выпрямилась.
— Волнуетесь, дорогая? — спросила пожилая матрона, сидевшая напротив.
— Да… oui (да (фр.).), — запоздало добавила Филаделфия по-французски.
Господи, какая же она француженка, если то и дело сбивается на английский?
— Впервые едете в Нью-Йорк? — Филаделфия улыбнулась и кивнула.
— Вам там понравится. Вас будут встречать родственники?
— Нет.
— Вот как? — Женщина с подозрением посмотрела на нее.
— Меня встречают, — поспешила добавить Филаделфия с французским акцентом, но на душе у нее стало тяжело. Эдуардо Таварес наказывал ей говорить людям, что почти весь прошлый год она провела в Индии, у своего кузена, где и овладела английским языком. Когда-нибудь она все-таки выдаст себя. Надо быть настоящей сумасшедшей, чтобы согласиться на подобные игры. На душе стало еще тяжелее. У нее нет к этому ни способностей, ни темперамента.
— Вы долго пробудете в стране?
Филаделфия подпрыгнула, словно женщина ткнула ее спицей, которыми она с такой ловкостью вязала.