Конечно, я предвижу снисходительные улыбки той части своих читателей, для которых трофей посолидней – цель рыболовных походов. Мол, что делатьна легендарном Чулышмане с такой потешной снастью, когда взять тайменя можно лишь на особые, тяжелые блесны!
Тяжелые блесны были и у меня, я делал их сам и умел ими ловить, но со мной на Алтай улетала лишь небольшая коробочка – набор блесен, подаренный мне лет пятнадцать назад. Эти блесны были привезены из Финляндии и тогда казались мне не охотничьей снастью, а игрушкой-сувениром – так они были изящны, легки и красивы рядом с теми увесистыми «железками», которыми по старинке еще пользовались мы.
Среди блесен-игрушек были в наборе и крохотные мепсы-лепестки, придуманные во Франции, были блесны, созданные финскими и шведскими фирмами, была и чудная эмалированная блесна с небольшим белым тройничком – она была самой тяжелой и весила как раз 18 граммов, с которыми мой спиннинг еще мог успешно справляться. Но пока все эти блесны лежали у меня, как говорится, без дела. Я почти не ловил на них, боясь потерять, и берег на тот случай, если судьба сведет меня с какой-нибудь сказочной рекой, в которой будут не менее сказочные рыбы. Так и велось у меня: этот набор-коробочка ждал своего звездного часа.
В ту зиму, когда Чулышман был облечен мной в молитвенный образ, коробочка с набором изящных блесен перекочевала из ящика на письменный стол, и по вечерам я частенько раскрывал эту коробочку и снова в который раз рассматривал крохотные вращающиеся блесенки, крючки которых были опушены черными и красными перышками, и, честное слово, уже тогда видел, как к такой нервно бьющейся на струе серебряной полоске молнией кидается хариус.
Вот с таким арсеналом и отправился я этой осенью на Алтай. Правда, было у меня с собой еще удилище-телескоп с маленькой катушечкой и тонкой леской. Это удилище предназначалось для хариусов в том случае, если они почему-то откажутся от моих замечательных блесен и мне придется искать другие пути, чтобы сварить вечером уху.
И первую уху мы действительно сварили только потому, что у нас с собой была эта удочка…
Мы увидели Чулышман уже в сумерках предзимнего вечера. Сумерки неумолимо сгущались, а к самой реке нам еще предстояло спуститься по серпантину, проложенному на почти отвесном склоне. У воды я устало расседлывал лошадей, а мой спутник и проводник, неугомонный и разбитной Мишка, русский парень, прижившийся среди алтайцев, тут же схватил мою удочку и умчался по камням к реке.
