Этому не бывать, твердо решила она про себя. Раз Ванесса умерла, то теперь ей придется восполнить эту потерю и не дать Ренцо забыть о родственниках с другой стороны.
Эвелина равнодушно отвернулась от Алессандро, вытащила из сумочки щетку и причесалась, глядя в большое зеркало, висящее на стене.
– Тебе некого очаровывать здесь, – протянул он.
За исключением меня, так и хотелось добавить ему. Он, не отрываясь, смотрел на совершенную линию ее шеи, переходящую в высокую грудь, и не мог не восхищаться гармонией ее стройного тела.
– В мои планы не входит очаровывать кого бы то ни было, – отрезала Эвелина. – Мне просто нужно было привести себя в порядок.
– Ты перекусила в самолете?
– Нет, там было что-то малосъедобное в пластиковых упаковках, – отрицательно покачала головой девушка. – И я была не голодна.
– Сейчас мы будем обедать.
– Не слишком ли поздно для обеда?
– Мы в Италии едим очень поздно. Разве ты этого не знала?
– Ты забываешь, что я была в Италии всего один раз, и то всего неделю, когда крестили Ренцо.
– Жаль. Я бы хотел, чтобы ты приехала сюда при более благоприятных обстоятельствах. Я показал бы тебе свою страну, и ты бы непременно полюбила ее. Жаль, что у тебя не будет времени на это до отъезда домой, – проговорил он с неожиданной страстностью.
Эвелина промолчала, но Алессандро продолжил как ни в чем не бывало:
– Кстати, ты не сказала, надолго ли ты к нам? Эвелина была рада, что в передней было не очень светло, потому что этот прямой вопрос заставил ее покраснеть.
– Я еще не знаю точно, – соврала она.
Ведь не могла же она сказать ему, что надеется завоевать его доверие, рассчитывает уговорить его отпустить Ренцо на небольшое время в Бостон повидать свою прабабушку. Время откровенничать еще не наступило.
А затем она вдруг вспомнила, что она его гостья и должна вести себя соответственно, а также о своих благих намерениях сохранять спокойствие и терпимость.
– Дело в том, что я хотела бы задержаться на несколько дней, чтобы поближе познакомиться с Ренцо, если ты не возражаешь.
Конечно же, он возражал, да еще как возражал! Но не мог же он сказать ей об этом… Он не хотел, чтобы эта женщина находилась в его доме хоть на секунду дольше, чем это было необходимо. У него были свои причины для этого – одновременно и очень простые, и чрезвычайно сложные. Его тянуло к ней с непреодолимой силой, но она не могла принадлежать ему, ни сейчас, ни когда-либо еще.
Отбросив на миг все эти мысли, Алессандро вынужден был сказать:
