В гробовом молчании они допили кофе, глядя в окно на солнце, ставшее из красного оранжевым и розовым. Наконец Сэм заговорил о насущном:
– Ты голодна? Я мог бы пойти в город и купить чего-нибудь поесть.
Сминуту он решал, будет ли между ними очередная баталия. Он поставил на Безумного Моргана пять долларов и не мог позволить себе потерять их. Сэм всегда искал возможности заработать хоть немного денег. В какой-то момент он подумал, что мог бы оставить девочек у Молли, как и собирался. Но нет, это было невозможно. Положение и так создавалось скверное. Не стоило его усугублять. Ему надо было поговорить с Люси и Дейзи, да и с Энджи он обсудил далеко не все…
– Я не смогу проглотить ни кусочка.
Поколебавшись, Энджи сняла плащ и, сложив, повесила на спинку стула Люси, как будто в конце концов примирилась с неизбежным, с тем, что останется здесь. У нее вырвался тяжкий вздох.
– Расскажи мне о ней. Какой она была?
– Лора?
– Конечно, Лора. Кто же еще?
Сэм был плохим психологом, но то, что сегодня Энджи дважды пережила страшное потрясение, он понимал. Может быть, это и было причиной ее плохого настроения? Во всяком случае, он надеялся на это.
– Лора была не такой хорошенькой, как ты, но в ней была неподдельная доброта, и это ее красило, – сказал Сэм, подумав с минуту над ее вопросом. – Она всегда улыбалась, умела радоваться мелочам, какой бы тяжелой ни была жизнь.
Его взгляд остановился на букете одуванчиков, поникших в вазе на столе. Их поставила в вазу Дейзи, но то же самое сделала бы и Лора. Она находила красоту в любых растениях, даже в сорняках, как находила много хорошего в нем.
– Она была крошечной и выглядела такой хрупкой, будто ветер мог ее сдуть. Но в ней была отвага. Она смогла воспротивиться своим родителям и добиться своего. – Он бросил на Энджи многозначительный взгляд. – Она была бесконфликтной и всегда была мне поддержкой. Никогда не слышал от нее грубого слова. Не помню, чтобы она выбранилась или показала дурной нрав. Бог свидетель, я давал ей повод жаловаться, но она никогда не хныкала.
– Короче говоря, – сказала Энджи со вздохом, когда он закончил свою речь, – в ней было все, чего нет во мне.
Самым благородным и галантным было промолчать, но в нем кипело раздражение, и злые слова сорвались с кончика языка.
– Можно сказать и так.
Похоже, его ответ не удивил ее, и это тоже его рассердило.
– Было время, теперь уже давно минувшее, когда я могла стать нежной и покладистой женой, – помолчав, сказала она, разглядывая пустую кофейную чашку. – Но это время прошло. Я выросла. Я узнала, что мужчины – вовсе не те непогрешимые существа, которыми стараются представиться нам. К тому же я итальянка.
