Яйцо.
Бомен ощутил тяжесть яйца, и по всему телу прошла волна радости. Гладкое и в то же время шероховатое. Округлое, но не шар. У яйца особая, совершенная форма, построенная по своим законам. Скорлупа приятно холодит ладонь. Бомен охватил яйцо пальцами – яйцо занимает пространство и сопротивляется сжатию. Бомен сжал яйцо сильнее – удивительно, какое прочное! Еще сильнее, еще – хррруп! Раздавленное яйцо преобразилось. Гладкие бока стали острыми осколками, твердый предмет растекся по руке прохладным бальзамом.
Превращение поразило Бомена. Он погрузился в себя, вспоминая, когда яйцо поддалось, когда раздалось «хррруп». Где переход от сопротивления к податливости, от твердого к жидкому, от яйца к не-яйцу? Если войти в этот миг и остаться там, то окажешься в самом сердце… чего? Бомен искал продолжение мысли. В сердце жизни? Реальности?
– Мы называем это песней.
Услышав голос, Бомен вздрогнул. Он удивился ответу на собственную мысль, но не смыслу ответа. В сердце яйца – то, что делает его яйцом, его сущность. Так почему бы не назвать эту сущность песней яйца?
Альбард и Попрыгунчик смотрели на юношу с завязанными глазами, лежащего на стопке одеял. С его пальцев стекал яичный желток, лицо расплылось в улыбке. Попрыгунчик удовлетворенно кивнул.
– У него получится.
– Получится? – воскликнул Альбард. – Да он будет лучше всех!
До конца путешествия оставалось совсем немного. Утром мантхи перешли через мост и цепочкой двинулись по горной тропе меж лесистых склонов. Все с грустью, хоть и молча, вспоминали о Бомене и Кестрель. Перед мантхами стояла ясная цель: перебраться через высокие снежные горы. За горами их ждала родина. У Бомена с Кестрель была другая цель – непонятная мантхам, но очень важная часть общего дела.
Мампо шел впереди. Не обращая внимания на раны, он нес тяжелый мешок так, словно шагал налегке. Мампо смотрел на ясное утро и ярко-голубое небо над белыми вершинами и думал, что должен заменить Бомена. Бомена, который был всегда начеку и мог заглянуть любому в душу… И все-таки Мампо верил в свои силы и ждал, когда понадобится его помощь.
Анно Хаз не отходил от волокуши, к которой ремнями привязали Аиру. Редок Зем старался вести лошадь по замерзшим колеям так, чтобы женщину меньше трясло.
– Так раньше укачивали детей, – сказал Анно. – Когда мантхи были кочевниками.
Жена улыбнулась ему из свертка одеял.
– Я и впрямь чувствую себя ребенком.
Пинто шла рядом, по другую сторону волокуши, и стыдилась своего небольшого мешка. Отец не разрешил нести больше. Вести в поводу вторую лошадь тоже не дал: мол, маленькая еще. По годам, может, и маленькая, а вот в душе не младше других, а то и старше! И вообще, Бомен и Кестрель ушли, и Пинто уже не младший ребенок, а старший. Единственный. Теперь все должно быть по-другому.
