Таню тревожит, что девочка, которая сидит с нею на парте, в своём сочинении написала об одном из произведений «лучший шедевр».
– Мама, правда ведь так нельзя сказать? Вот послушай, что говорится в словаре…
Таня выскакивает из-за стола и через минуту появляется со словарём в руках.
«Шедевр – образцовое, исключительное произведение литературы, искусства и т. п.».
Мне искренне жаль подружку Тани, скромную, милую девочку. Но она мало читает, в этом её беда.
С опозданием приходит к обеду Лида. Она явно чем-то расстроена. Это заметно по её отсутствующему взгляду и по тому, как она довольно рассеянно выслушивает рассказ Вали о первом в его жизни экзамене.
– Поздравляю, Валечка, с успешным началом! – говорит она и, задумчивая, садится за стол.
Я не спрашиваю Лиду, что с ней, зная, что она сама обо всём расскажет. И действительно, когда после обеда Таня уходит в школу, Юра – к приятелю, а малыши убегают во двор, Лида рассказывает мне о случившемся. А произошло вот что.
За пять минут до начала семинара по марксизму-ленинизму выяснилось, что мало кто из студентов готовился к нему, рассчитывая, что семинар будет перенесён на другой день. В числе этих немногих была и Лида. Но когда студенты попросили её выступить на семинаре и тем самым отвести грозу, Лида отказалась.
– Ты понимаешь, мама, я просто не считала себя вправе занимать время Александра Никитича: ведь знала я ничуть не лучше других.
Так как желающих выступить добровольно не было, то преподаватель вынужден был сам вызывать студентов. Посыпались «неуды». Когда черёд дошёл до Лиды, она встала и начала отвечать сперва робко, а потом увлеклась…
– Я сама не знаю, мама, как это получилось, но Александр Никитич поставил мне «пять». Лучше бы он мне ничего не ставил! Теперь все на меня в обиде, все говорят, что если бы я была хороший товарищ, то этих «двоек» не было бы… Ты, мама, тоже так считаешь?
Я молчу, не зная, что ответить. Я знаю только одно, что Лида была искренна и что ей, противопоставившей себя коллективу, действительно трудно сейчас.
* * *
На днях Лида сделала доклад на научной студенческой конференции. Когда я увидела её за кафедрой и услышала, как свободно, уверенно она говорит, докладывая о результатах своей работы, я подумала: может быть, не такую уж большую ошибку допустили мы, сделав её биологом? А Иван Николаевич, так тот буквально сиял, был счастлив, гордился дочерью.
На следующий же день он усадил Лиду за определение клопа-черепашки. Лиде предстояло разобрать материал, собранный за два летних сезона, и определить до десяти тысяч клопов. Признаться, мне жалко стало Лиду, когда отец поставил перед ней две большие банки, туго набитые заспиртованной черепашкой.
