Франсуа откинул баранью шкуру и отвязал ремешок, на которым держался перстень.
— Монсеньор, вот перстень, который в нашем семействе передается по старшинству.
Священнослужитель тотчас сменил тон:
— Мне доводилось слышать об этом кольце. Добро пожаловать, господин де Вивре. Я Филипп д'Алансон, протоиерей собора Святого Петра.
Крик ярости прервал его слова. Иоахим Берзениус только что появился в галерее во главе группы монахов-солдат и узнал путника, с которым столкнулся по дороге в Рим. Его душила досада оттого, что он упустил противника, когда тот полностью находился в его власти. Берзениус все не мог прийти в себя и только бормотал:
— Проклят! Будь ты проклят!
Усилием воли он взял себя в руки и обратился к протоиерею собора Святого Петра.
— Монсеньор, этот человек не может сражаться во славу Господа! Напротив, его следует незамедлительно арестовать.
Филипп д'Алансон невозмутимо смотрел на него. Лицо его казалось задумчивым и спокойным, в то время как черты собеседника были искажены яростью.
— Отчего же?
— Он спас колдунью и, без сомнения, имел с нею связь. Мне рассказали об этом горожане. Он и сам колдун. Его нужно сжечь вместе с тем, другим.
Протоиерей собора Святого Петра пожал плечами:
— Вы хотите, чтобы я послал человека на костер из-за россказней каких-то крестьян? Гнев застилает ваш разум, Берзениус!
Повернувшись спиной к воинственному монаху, он вновь обратился к Франсуа:
— Я велю проводить вас к вашему брату. Он заточен в замке Святого Ангела, который вы миновали на пути сюда.
К группе присоединилось новое лицо, и Берзениус позволил себе вновь заговорить:
— Коль скоро поединок должен состояться, позвольте представить вам вашего противника. Ги де Ферьер будет иметь честь защищать святое дело Церкви. Я выбрал его лично.
Ги де Ферьеру было лет двадцать, может, немного больше. В любом случае вряд ли он был старше двадцати пяти. Это был светловолосый красивый юноша, одетый с редким изяществом. На передней части камзола красовался вышитый герб: на червленом щите золотой шлем.
Будущий противник учтиво склонился перед Франсуа.
— Сударь, и речи не идет о какой-либо неприязни между нами. Мы все в руках Господа.
Его голос произвел на Франсуа странное впечатление. Сеньор де Ферьер не отличался ни ростом, ни особенно крепким сложением. Этот красавчик скорее походил на поэта или клирика. Однако же должна была иметься причина, по которой Берзениус выбрал именно его. Франсуа понял это, когда услышал голос молодого воина: в нем звучала необычайная уверенность.
