— Какой странный красный цвет, — сказал Дон. — Посмотри, Робин, на фуражку этого паренька.
Бетти-Энн жадным взглядом ловила всё, что проносилось за окном.
Парнишка жал ногами на педали велосипеда, изо рта у него валил пар; не останавливаясь, он метнул газету, она описала в воздухе дугу и упала на чью-то веранду, и Бетти-Энн вспомнилось, с каким ощущением рано поутру, ещё в полусне, слышишь стук брошенной в почтовый ящик газеты.
Дон вдруг окончательно проснулся и спросил:
— Они ведь мало что способны увидеть, правда? Тебе удалось им что-нибудь показать?
— Кое-что удалось, — ответила Бетти-Энн.
— Наверно, это было не так просто, — сказал Дон. — По-моему, их зрение отлично от нашего.
Она все глядела за окно, и ей хотелось передать им хотя бы малую толику того, что она сейчас чувствует.
— Старик Кларк продал скобяную лавку и привёл в порядок все свои дела, потому что доктор сказал — у него рак и он не доживёт до лета.
Дон рассеянно улыбнулся.
— Ты сможешь многое рассказать нам о здешнем народе. Поверь, все мы с большим удовольствием послушаем о том, как ты жила среди них.
Голос его прозвучал не то чтобы равнодушно, простым словом “равнодушие” этого не выразить. Дон как бы вежливо соглашался с чем-то, чего, в сущности, не понял, или, может, ему казалось, будто она поднимает много шуму из ничего. Но он ведь не знал Кларка, не знал, что у старика всегда были припасены леденцы на палочке и он давал их детям, чтоб не скучали, пока отец или мать делают покупки. (Да, конечно, это было ещё и выгодно, ибо нравилось покупателям, но улыбка у него была совсем не та, какой улыбаются ради выгоды, и давал он детям леденцы тоже далеко не одной выгоды ради, всё это было куда сложней, чем только забота о выгоде). Ей вспомнилась эта улыбка и голос старика (где он, этот рак, в горле?): “Господи, да как же она у вас выросла, мистер Селдон! Сдаётся мне, у меня есть, чем её сегодня побаловать”. (И всякий раз казалось, будто он припас лакомство нарочно для тебя, а вовсе не угощал всегда всех детей подряд.) В тот раз он размахивал при этом малярной кистью, которую ещё не успел завернуть (папа Дейв купил её, чтобы покрасить сушилку для посуды, а потом передумал и поручил эту работу мистеру Олсону), и в скобяной лавке пахло масляной краской и новым железом — вернее, так должно бы пахнуть новое железо. Но ведь Дону неоткуда все это знать. И раз он не испытал ничего подобного, как же ему почувствовать то, что чувствует она…
