Виктории Сергеевне исполнилось семьдесят пять лет. Последние годы она часто болела, и фирмой практически руководила Татьяна, умножая богатство патронессы. Хотя Виктория Сергеевна уже потеряла трудовой азарт, содержание сахара в крови и регулярный стул ее волновали более проблем фирмы, она точно рассчитала время своего ухода со сцены. Еще месяц-два, и Татьяна взбунтовалась бы.
Сколько можно трудиться на тетю? Не открыть ли свое дело? Авторитет, клиентура, посредники и смежники — все есть, ее знают и уважают, значит, перетекут в новую, Татьянину, фирму. И тут Виктория сделала предложение, которое требовало внимательного рассмотрения. Виктория предложила продать ей, Татьяне, свою фирму. Не дешево, но расплачиваться в течение десяти лет и без процентов.
Две недели, советуясь с мужем (который слушал ее вполуха, озабоченный своими амурными делами), Татьяна взвешивала «за» и «против». Решила купить фирму, потому что старый бренд сам по себе имеет цену, до которой новичку на рынке еще шагать и шагать. Да и неожиданно замаячила большая удача. На их областной город вышла столичная строительная компания. Они обещали заключить договор на исключительные права Татьяниной (уже Татьяниной!) фирмы по продаже новых квартир. Взамен просили содействия в проведении бумаг через местную администрацию — землеотвод, разрешение на строительство и прочее.
Сегодня днем Таня подписала бумаги, по которым стала единственной владелицей фирмы. В данный момент (собирая тарелки после закусок) рассуждала о том, что нынешнего мэра не переизберут, поэтому он будет неуемен в аппетитах (читай — во взятках). Но и у нового клюв раскроется будь здоров! Хотя формально на взятки пойдут не Татьянины деньги, а застройщиков, она считала своим долгом минимизировать траты партнеров.
— Танюша! Я хотел тебе сказать… — вклинился в ее монолог Михаил.
— Подожди, сейчас горячее принесу, — остановила его жена и ушла на кухню.
Михаил с тоской огляделся по сторонам: он больше не увидит этой мебели, этих штор, света хрустальной, очень Танюшкой любимой люстры, не вдохнет привычный запах квартиры, где выросла дочь, и, хотя ее здесь нет, ноздри почему-то улавливают запах наутюженных детских пеленок, и типографский — от новых школьных учебников, и первых Светкиных духов, на которые она копила, отказывая себе в завтраках…. Михаил был отчасти романтиком, и ему взгрустнулось…
— У тебя такое лицо, — Татьяна поставила перед ним тарелку со зразами, политыми соусом, — будто плакать собрался. Не боись! Прорвемся! Так вот, мэр…
