– Одно средство я знаю. Это – очистить планету от всяческой мрази: убийц, насильников, психопатов, растлителей. Конечно, понадобится время, немало времени, пока зло не уйдет; мы с вами, может, этого не увидим. Но не отрадней ли умирать в сознании, что ты приложил к этому руку. Отвечайте, Кестлер, прав я?!
– Нет, Алекс! Такие попытки уже делались и каждый раз оборачивались бесполезными голгофа-ми. Ну как ты, к примеру, поступишь с теми, кто не согласится с тобой?
– Не знаю… Надо будет объединить лучших.
– А если они не захотят?
– Тогда… тогда… – Я тщетно старался придумать разумный ответ.
– Тогда ты обратишься к худшим, – ответил за меня Кестлер. – И получится, что на твоей стороне будет часть лучших и часть худших, и то же на противной стороне, то есть так, как бывает всегда и повсюду: в войнах, революциях и прочих общественных пертурбациях. Так-то, Алекс.
Мы замолчали, разговор явно иссяк. Тогда я вспомнил.
– Ведь я к вам неспроста заехал! – сказал я. – У меня к вам предложение делового порядка.
Кестлер усмехнулся.
– Вот это интересно! Я давно не слыхал деловых предложений.
– Да, деловое: поступайте к нам на службу! Кестлер удивленно поднял голову.
– Ты шутишь?
– Нет, не шучу.
– Вот это штука! – Кестлер поднялся со стула и, ероша себе волосы, прошелся по комнате. – Вот это штука! – повторил он, остановившись передо мной. – А как твой отец?
– Он согласен.
Кестлер едва не промахнулся, грохнувшись на стул; на момент опустил голову, покрутил ею, потом выпрямился и развел руками.
– Ничего не понимаю! – с неподдельным удивлением сказал он. – Когда же?
– С понедельника. Приезжайте утром, и мы обо всем столкуемся. Итак, согласны?
– Что ж, я был бы лицемером, если бы отказался. Спасибо, Алекс!
Мы сидели, испытывая смущение, какое обычно возникает, когда человек окажет другому спасительную услугу. Дальнейший разговор был труден и потому, что мысли Кестлера приняли сейчас совсем иное направление – это можно было прочесть у него на лице.
Я поднялся.
– Я провожу тебя! – сказал Кестлер.
Мы спустились вниз и медленно направились к станции сабвея.
На перроне было безлюдно, только какая-то парочка усиленно целовалась, прислонившись к бетонному столбу.
– А как та… другая? – неуверенно спросил я. Мой спутник очнулся.
– Другая? Мы давно расстались. Она взяла с меня обещание – никогда больше не искать с ней встречи.
– Вы одиноки, Кестлер?
– Что делать! Большие города – скопища одиноких.
Издали нарастал грохот приближавшегося, поезда. Желтый фонарь возник из-за поворота живым прыгающим глазом; за ним в огнях и лязганье сцеплений выплыл поезд.
