Заглянувшая в комнату сестра заторопила нас:
– Лучше уходите! По-видимому, еще рано!
Доктора прождали около часу. Он опоздал и теперь торопился с обходом больных. На наши вопросы рассеянно отвечал:
– Ничего не могу сказать. Думаю, паралич временный. Вопрос теперь – как поведет себя сердце. Будем надеяться… – И еще что-то в этом роде.
На обратном пути Салли плакала; я утешал ее как мог.
К концу недели отец пришел в себя. Голос у него был тихий, да и весь он ослаб и теперь лежал бледный и осунувшийся. Но речью овладел. Когда Салли вышла из комнаты, он обратился ко мне:
– Теперь ты должен перейти к нам в фирму, Алекс! Ханс хороший работник, но положиться на него полностью нельзя. Мне нужен в деле свой человек! Хорошо?
Я ожидал этого, и ответ – положительный ответ – у меня был готов заранее. Вместо этого я сказал другое:
– Хорошо, только при одном условии.
– Каком? – удивился отец.
– Мы возьмем Кестлера!
Мои слова были для него неожиданностью; он так и застыл с раскрытым ртом. А я добавил твердо:
– Иначе я не могу!
Отец продолжал изумленно смотреть на меня, затем отвернулся и долго лежал, ничего не говоря. Потом, не оборачиваясь, зло и капризно буркнул:
– Бери! – И больше не проронил ни слова.
Не откладывая, я сообщил нашему шефу, что покидаю службу. Ларри выслушал молча и только под конец сказал:
– Что ж, очень жаль, но это так понятно. – И пожелал мне успеха.
Затем я рассказал о предстоящей перемене Майку. Он был искренне огорчен и долго смотрел мне в рот, словно надеясь, что мое сообщение обернется шуткой. Поняв, однако, что это всерьез, он сокрушенно вздохнул:
– Мне будет чертовски тебя не хватать, Коротыш. – А я, чтобы его утешить, отвечал:
– Ничего, Майк, как только дело разрастется, я предложу тебе пост вице-президента!
Хоть я и передал новость «под секретом», весть о моем уходе облетела за четверть часа весь отдел. Ко мне потянулись визитеры. Вид у них был таинственный и непроницаемый. Они подолгу что-то мычали и каверзно, обиняками, старались выудить у меня признание. Поначалу эта игра меня забавляла, потом надоела. Когда Джо, явно сконфуженный, что новость дошла до него не в первую очередь, вошел ко мне с таким видом, будто нес на себе бремя вселенной, я сказал:
– Это верно, Джо, я ухожу.
– Куда же вы?
– Заменю отца в нашем предприятии.
– И, конечно, того? – Он отсчитал пальцами воображаемые банкноты.
– Конечно, того!
Вообще, в эти дни я многому научился. Говорят, что друзья познаются в беде. Это верно, но только наполовину. Они познаются и в удаче, и даже полнее познаются, потому что тут-то и приоткрываются сложные тайники души. Зависть, ревность, опасения быть забытым – вот что может в корне подточить самую прочную связь, когда на долю счастливца выпадет неожиданный успех.
