– Что это?
– Взгляните сами!
Дрожащими руками Дорис извлекла из конверта бумаги. Нервно, скачками, просмотрела одну, другую.
– Этого не может быть, здесь какое-то недоразумение… – бормотала она, снова и снова принимаясь за бумаги.
А я, пользуясь тем, что она забыла о моем присутствии, не отрывал от нее глаз. В ее'угловатых движениях сквозила растерянность. Никогда еще она не была мне такой близкой, нуждающейся в сочувствии. Чтобы не поддаться слабости, я, напрягшись и медленно отчеканивая слова, сказал:
– Это правда, не обманывайте себя! Поверьте, лучше смириться с тем, чему вы не в силах помешать…
Я видел, что половина из услышанного вообще не доходит до нее, и все же ощущал, что мои слова приобретают над ней все большую власть.
Я подозвал вейтершу.
– Принесите нам еще по одному! – попросил я с нарочитой отчетливостью. Дорис не протестовала. Она молчала, теребя злополучный конверт.
Тогда я сказал:
– Забудьте его! Это будет лучшее, что вы можете сделать!
– Вам легко судить со стороны.
– Это я-то сторона? – воскликнул я, пораженный ее женским эгоизмом. – Неужели вам ни разу не приходило в голову, что я… что я тоже могу быть несчастным?
– Я вас не понимаю.
– Сейчас поймете. Помните наш недавний разговор у вас в офисе?
– Я не хочу больше об этом!
– Это от нас уже не зависит.
Дорис встревоженно посмотрела на меня.
– Вы, кажется, выпили лишнее?
– Не беспокойтесь, иногда нелишне выпить лишнее. По крайней мере, вы не станете сомневаться в моей искренности.
Мое заявление отнюдь не успокоило ее. Она взялась за сумочку.
– Я пойду, мне пора!
Но я не обратил внимания на ее угрозу.
– Так вот что я вам хотел сказать, – продолжал я. – У нас с вами много общего. Мы ведь варимся в одном котле, хотя и попали туда с разных концов. Вы красивы, но вы – исключение. Вы знаете, что делает вас такой? Не говорите, я скажу за вас…
– Не надо! – как стон вырвалось у нее.
– Непременно надо, – горячо возразил я. – Слушайте, Дорис: мир устроен странным, непонятным образом, он полон страха и предрассудков. Так было раньше, так остается и поныне, а то, что мы принимаем за улучшения, в действительности лишь замена старых заблуждений новыми. И потому, что удивительного в том, что на высокую женщину, будь она трижды красавица, мужчины смотрят настороженно и отчужденно. Больше всего они боятся показаться смешными рядом с ней.
О, в этом кроется трусливое лицемерие, дрянное лицемерие, потому что все это только и имеет силу на виду, при свете. Опустите шторы, потушите свет, и этот сброд униженно поползет за вами, моля о вашей благосклонности…
