Эх, Рассея моя, Рассея,
Ненаглядная сторона,
Я тебя до поры засеял,
И собрал урожай сполна.
Я ходил по тебе до срока,
Я лежал на твоих боках,
Не давал никаких зароков,
Уходил, не сказав «Пока!».
Погуляли с тобой мы вволю,
Погуляли с тобой мы всласть,
Пронеслись по лихому полю,
Подержали за вымя власть.
Озверевши от злой работы,
Ухватив коней под уздцы,
И давясь от припадков рвоты,
Мы сосали твои сосцы.
Эх, Рассея моя, Рассея,
Потому я такой больной,
Что давно уже все посеял,
И ушел другой стороной.
Ты бросала нас всех в атаки
На последний немецкий дзот,
И лизали мы, как собаки,
Твои руки и твой живот.
Ну так вой же, как эта сука,
Ощенившись в который раз,
Как последняя сладкая мука,
Зачарованный вечный Спас.
Брось скулить, и давайте выпьем
За озера и эту синь,
И надрывной болотной выпью
Будем на небо голосить.
Эх, Рассея моя, Рассея,
Неба синь и звериный вой.
Оттого я не жну, не сею,
Что навеки пленен тобой.
Трогай, ямщик, уже кони заждались,
Утренний свет уже манит в полет,
Все опоздавшие сзади остались,
И за тобою никто не придет.
Ты теперь волен скитаться, как птица,
Ты теперь волен сквозь небо лететь,
Пусть ослепительно вспыхнет зарница,
Пусть оглушительно щелкает плеть.
Плакать не надо и требовать сдачи,
Жалкой полушки не стоит жалеть,
Не вспоминай про былые удачи,
Не вороши потускневшую медь.
Так подними же повыше ладони,
Пусть подбородок не чувствует дрожь,
В звездном полете распластались кони,
То, что прошло, ты опять не итожь.
Вот и свершилось все так, как хотелось,
Вот и пришло все к простому концу,
Знать, не терпелось тебе, не терпелось
С Богом столкнуться лицом да к лицу.
Так погоняй же покруче, служивый,
Что наши кони и наши года!
Прошлой дорогой, нелепой и лживой,
Ты не поедешь уже никогда.
Париж ушел, и больше не вернется,
Над ним горит уставшая звезда.
Он был таким, как в песенке поется:
«Уехал ты, как видно, навсегда!»
Ты был моим прощальным поцелуем,
Ты был моей пещерой тайных грез,
И я, свиданьем сладостным волнуем,
