Разница была: рука эта не вызвала у Иви никакого отвращения. Когда она ласково прошлась по ее обнаженной коже, с губ у нее сорвался тихий стон, а немедленно появившиеся мурашки означали на сей раз нечто совсем иное.
– Не следовало бы мне этого делать, – пробормотал он у самых ее губ, застонав, как ей подумалось, словно от отчаяния, когда исчез последний миллиметр, разделявший их.
А потом уже она не думала ни о чем. Не было ничего, кроме его губ, прижавшихся к ее губам, его рук, крепко стиснувших ее тело.
Когда он со страстным стоном на миг оторвался от нее, она жадно схватила ртом воздух, и в то же мгновение его губы вновь накрыли ее рот: его язык, горячий и дерзкий, устремился глубоко внутрь. В голове у нее все бешено завертелось, кровь застучала в висках. Она прижалась бедрами к его телу, жалобно простонав от неведомых ранее ощущений.
Он так внезапно оторвался от нее, что еще несколько смятенных мгновений она стояла с приоткрытыми красными припухшими губами, глядя на него. Он вновь привлек ее к себе, спрятав лицо в волосах.
– Скажи, что ты хочешь меня, – хрипла произнес он.
– Я тебя хочу, – прошептала она, как послушная ученица. Голос ее дрожал, в голове все мутилось, но тело знало, что говорить.
– Ты не передумаешь, если я тебя отпущу?
– Нет.
– Тогда иди в свою комнату и жди меня. Больше не спускайся.
– Хорошо, – как во сне согласилась она.
– Я поднимусь к тебе, как только все разойдутся.
Она кивком выразила молчаливую покорность его воле. В этот момент она сделала бы все, чего бы он ни захотел.
– Поцелуй меня, прежде чем уйти, – хрипло велел он.
Она подчинилась бездумно, жадно приглашая его язык вновь утонуть в глубине ее рта, безмолвно показывая, что желание прочно держит ее своей цепкой хваткой.
– Полуночи еще нет, – сказал чей-то спокойно-сухой голое.
Георгос с ворчанием оторвался от ее рта и повернулся, крепко прижимая ее к себе и по-хозяйски удерживая свою руку на талии.
Чуть поодаль, там, где темноту их уголка рассеивали огни из окон и дверей дома, стояла Рита. Она оглядела их обоих с понимающим удовлетворением на своем грубоватом некрасивом лице.
– Существует обычай обмениваться поцелуем в новогоднюю полночь.
– Мне пришлось начать пораньше, – протянул Георгос, продемонстрировав потрясенной Иви свою способность не терять голову в любых обстоятельствах.
Сама себя она не помнила. А у него голос был спокойный, как будто он не опускался до низких густых ноток, только что звучавших у нее в ушах. Уж не почудилось ли ей все это?
