Но тогда отчего она плачет?
Ее слова были для него пустым звуком. Они только усиливали его боль и негодование, потому что он ничего не мог о ней вспомнить. Потому что им не удавалось передать друг другу хоть что-нибудь о тех чувствах, которые притягивали их, словно мощное подводное течение под спокойной водной гладью. Что-то говорило ему, что когда-то они были созданы друг для друга – телом и духом, – но потом все рухнуло.
– Джонни, я хочу для нас мира и покоя. Я хочу сейчас помочь тебе… но только как друг…
– Чушь…
– Я покидала город в лимузине Дж. К. Я ехала в аэропорт с Джо…
– Это еще кто такой?
Лейси снова отвела взгляд. Глаза ее повлажнели, и в них был страх.
– Неважно, – шепотом остановила его Лейси. – Это не имеет значения.
Однако чувствовалось, как она вся напряглась. Она лжет. Опять лжет.
– Словом, когда я узнала, что с тобой случилось несчастье, что ты на грани смерти, я вернулась… чтобы попрощаться.
– Ах вон оно что! Ну, так давай, черт побери. Прощайся и вали!
– Не так все это просто… когда знаешь, что ты здесь лежишь – совсем беспомощный, что ты связан по рукам и ногам и в любой момент эта жуткая баба может вернуться и вытворять с тобой что ей в голову взбредет.
– Ну, так знай, что лучше она, чем ты! – Миднайт закрыл глаза, чтобы не видеть внезапной боли на ее печальном нежном лице, боли, которую он ей причинил. Но главным образом – чтобы не видеть сладостной красоты ее длинной изящной шеи и ее полногрудой фигуры и не выдать своей тоски. – Давай! Представь, что я сдох. Ты же для этого и явилась – сожрать мой труп, как стервятник. Ты только потому и торчишь здесь, что тебе кажется: живьем меня сожрать лучше.
Лейси побледнела еще сильнее. Ресницы у нее задрожали.
– Зачем ты так? Всю первую неделю я была с тобой, дневала и ночевала в больнице – читала тебе, разговаривала с тобой. Но как только ты вышел из комы, мне не разрешили оставаться. Сказали, что ты опасен.
Лейси склонилась над ним, ее золотистые волосы щекотали его щеку. Он вдыхал аромат ее духов.
Джонни попытался выдавить горькую насмешливую ухмылку.
– Ну и скатертью дорожка.
Ее фиалковые глаза наполнились слезами.
– Джонни, я понимаю, ты, наверное, думал, что у меня совершенная жизнь…
Ее прерывающийся от рыданий голос только усиливал огонь в его жилах.
– Боже мой, Джонни, нет ничего совершенного на этом свете.
Губы Миднайта сжались.
– С какой стати ты думаешь, что мне есть дело до твоей жизни? Только в мою не лезь!
