Шипы и розы (Шепот роз) | страница 95



Рядом было встроено огромное, от пола до потолка, зеркало в бронзовой раме, потемневшей от времени; на уровне шеи девушки змеилась извилистая трещина. Зачарованная собственным отражением, Сабрина медленно распустила волосы, сразу окутавшие лицо темным облаком. Волнистое стекло обезобразило ее черты, подобно тому, как искорежили жизнь события последней недели.

Возникло ощущение, будто угодила в иную, кошмарную реальность, где все, чему ее учили, все, во что убеждали свято верить, на поверку оказалось не более чем иллюзией.

Сабрина провела кончиками пальцев по знакомым дугам бровей, слегка вздернутому носу, по подрагивавшей пухлой нижней губе. Никогда прежде не случалось задумываться над тем, как она выглядит, гордиться своей внешностью и выставлять ее напоказ. В этом просто не было необходимости, поскольку ее красота, как и богатство, и любовь родных, не подвергалась сомнению. Жемчужные ровные зубы и соболиная мягкость густых волос не нуждались в комплиментах. Всю жизнь ей говорили, что она красивая.

А что, если ей лгали? Если хотели польстить и говорили то, что она желала услышать? И возможно, смеялись за ее спиной или хуже того — жалели бедную уродину? Во всяком случае, на одного человека ее красота не производила никакого впечатления, и этим человеком был Морган.

Отражение в зеркале затуманилось и поплыло, черные волосы и синие глаза чуть сместились, и возник до боли знакомый и дорогой облик отца, на лице которого запечатлелись грусть и страдание, как это было в момент расставания, когда любимая дочь отказалась поцеловать его на прощание.

— Папа, папочка, зачем ты это сделал? Что теперь со мной будет? — вырвалось из горла хриплым шепотом.

Даже осуждая отца, Сабрина сердцем рвалась к нему за поддержкой и сочувствием; она прижала ладонь к зеркалу в надежде коснуться родной колючей бороды, но ощутила лишь холодное бесчувственное стекло.

Морган предоставил коню возможность выбирать дорогу, чуть откинулся назад, мерно покачиваясь в седле, и глубоко задумался. Похоже было, что только верный Пука мог дать ему полную свободу. Свободу от притязаний сородичей, их вечных жалоб, стенаний и требований.

Вспомнилось, как в его руки попал этот конь. Моргану едва исполнилось шестнадцать, когда он случайно стал свидетелем безобразной сцены. Изрядно подвыпивший сын богатого лорда жестоко стегал плетью лошадь, почти потерявшую сознание под безжалостными ударами. Морган отобрал плетку, хорошенько отхлестал выродка, и тот позорно бежал, бросив бедное животное; однако, оказавшись под защитой стен родного замка, он громогласно объявил, что его коня украли «вороватые Макдоннеллы», тем самым пытаясь спасти свою честь. В отместку его разъяренный папаша повелел повесить первого же Макдоннелла, вздумавшего поохотиться во владениях лорда, и жертвой пал двенадцатилетний парнишка.