В полном отчаянии я сделал копии всей моей односторонней переписки с китайцами и послал нашему послу в Пекине, прося извинить за беспокойство и умоляя помочь мне пробить стену молчания. Посол учтиво ответил, что направил мое послание директору Пекинского зоопарка и что больше ничего не может сделать. В письме выражалась надежда, что я получу долгожданный ответ. Не скажу, чтобы я удивился, не получив вообще никакого ответа. Сегодня, почти тридцать лет спустя, дело так и не сдвинулось с места. Такого рода односторонняя переписка сильно смахивает на отправку писем Деду Морозу перед Рождеством.
Латиноамериканцы тоже почитают делом чести не отвечать на письма; во всяком случае, так было, когда мы решили заполучить бесхвостых (вулканных) кроликов.
Бесхвостый кролик настолько своеобразен, что выделен в особый род с единственным входящим в него видом, и обитает он только на склонах вулканов в окрестностях Мехико, известных под трудновыговариваемыми названиями Попокатепетль и Истаксихуатль. Мелкий зверек размерами сравним с детенышем европейского дикого кролика, но у него совсем маленькие, аккуратные ушки, прилегающие к голове, более округлый профиль и присущая лишь этому роду стойка.
Помню, как мы впервые ехали вверх по склону Попокатепетля, высматривая кроликов. Конец дороги уперся в рассыпчатый снег, и в пути мы увидели только редкий сосновый бор, где топорщились золотистые кочки травы закатон, словно сотни тысяч париков на манекенах. Когда же мы стали спускаться обратно в заполненную смогом низину, где раскинулся Мехико, этот все более дурно пахнущий город, то услышали вдруг странный звук, нечто среднее между щебетом и лаем. Присмотрелись — и увидели настороженно глядящего на нас бесхвостого кролика, восседающего на роскошном парике из закатона. Я любовался очаровательным, будто только что вымытым и причесанным зверьком с маленькими яркими глазами, обитателем закатонового царства в прозрачном свежем воздухе у вершины вулкана. Потом перевел взгляд на долину, где под густой пеленой смога таился мегаполис. И мне подумалось, что кролик сумел вписаться в свою среду, не вредя ей, тогда как человек, куда бы ни пришел, гадит в своем гнезде, портит все не только для себя, но и для других созданий, которые пытаются выжить возле него.
Уже и в шестидесятые годы было видно, как домашний скот и зерновые взбираются вверх по склонам вулканов, угрожая среде обитания кроликов, и я подумал, что пора действовать. За два года отправил одиннадцать писем соответствующим органам власти в Мехико и не получил ни одного ответа. От досады несколько писем послал заказными, чтобы не говорили, будто они не дошли. Когда же, выйдя из себя, сам отправился в Мехико, чтобы увидеть человека, коему адресовал свои послания, назначенные встречи сплошь и рядом отменялись под каким-нибудь предлогом. Наконец я все же застал его, но он категорически отрицал получение каких-либо писем от меня, хотя я показал ему папку с копиями. После чего, встав на защиту своего латиноамериканского самолюбия, изрядно пострадавшего от моего раздражения, вызванного его канителью, еще долго манежил меня, прежде чем выдал разрешение на отлов и вывоз бесхвостых кроликов.
