— Конечно, смогу, — заявил Питер, возмущенный тем, что подвергается сомнению его мастерство. — Сейчас покажу вам, какие упражнения мы делали.
С этими словами он выдвинул столик на середину каюты и задумчиво воззрился на него.
— На мне слишком много надето, — сообщил он и чинно разделся до трусов.
— Вот почему артисты балета пользуются дурной славой, — сказал Годфри. — Носятся всюду в чем мать родила.
—Я не в чем мать родила, — негодующе возразил Питер. — Верно, Марго?
— Пока что нет. — философически согласилась она. Питер взобрался на столик и поднял руки над головой, изящно изогнув кисти. Привстал на цыпочках и лукаво посмотрел на нас.
— Спойте что-нибудь, — предложил он.
Подумав, Годфри стал напевать нечто отдаленно напоминающее мелодию из «Щелкунчика». Питер закрыл глаза в экстазе, исполнил несколько пируэтов и приседаний, снова поднялся на цыпочках, готовясь исполнить еще один пируэт, однако тут в борт лайнера ударила особенно сильная волна. Бедный наш Нижинский издал пронзительный крик и упал со столика, размахивая руками и ногами — ни дать ни взять птенец, который на краю родного гнезда пытался взлететь и, потеряв равновесие, кувырнулся куда-то в неведомый мир. Приземлившись на полу, Питер, белый как простыня, схватился за бедро.
— О-о! О-о! О-о! — завопил он, и я сразу вспомнил нашу кольцехвостую лемуриху. — О-о! Моя нога! Я сломал ногу!
Только этого нам не хватало, подумал я. Завтра утром прибываем в Нью-Йорк, а моего секретаря угораздило сломать ногу.
Окружив нашего поверженного героя, мы влили ему в рот шампанского между побелевшими губами и заверили его, что священника еще рано вызывать, а главное — что нога вовсе не сломана. Он основательно растянул бедренные мышцы, но кости не пострадали. Тем не менее ему следовало посетить больницу, получить рентгеновский снимок и подлечиться. А потому, когда мы пришли в Нью-Йорк, моего доблестного Дживза увезла «скорая помощь», и я должен был в одиночку противостоять опасностям Нового Света.
К счастью, первые мероприятия моего турне были сосредоточены в самом Нью-Йорке или достаточно близко от него, так что я мог сам справиться с делами, пока Питер томился в больнице, откуда поступали счета на такие астрономические суммы, что оставалось лишь надеяться на нашу страховку. Медицина в Америке — такой прибыльный рэкет, что я удивляюсь, как это мафия не прибрала ее к рукам.
В Нью-Йорке молодая женщина, замещавшая Питера в роли моего опекуна, всячески расхваливала мне некоего доктора Томаса Лавджоя. Дескать, на него всегда и во всем можно положиться; было видно, что она от него без ума. Моя опекунша жаловалась, что ей никак не удается устроить мне встречу с ним, на него такой спрос, что он неуловим, как блуждающий огонек. Но вот однажды утром, когда мы вышли из универсама, где мне понадобилось что-то купить, она вдруг радостно взвизгнула.
