Они пошли вместе, обходя толпы пьяных, громивших винный склад. Моргун тяжело дышал, и от него самого несло спиртом. Поплевкин, без всякой к тому причины, время от времени снимал шапку, кланяясь прохожим в пояс, и орал:
– Скоро все затрепещут! Моргун-Поплевкин идет, сторонись! Он теперь всем равный и свободный!
Коля привел Моргуна к себе домой и уложил спать на кухне.
Наутро отец позвал Колю к себе в кабинет и, барабаня пальцами по зеленому столу, сказал сердито и твердо:
– Совсем распустились, молодые люди. Дождались революции? Это что еще за фокусы с бродягами в моем доме? Когда кончится это безумие?
– Я думаю, никогда, – отрезал Коля и повернулся к отцу спиной. – Папа, – добавил Коля после небольшого молчания. – Неужели ты не понимаешь Моргуна? Его не удовлетворяет то, что отец Павел ходит с красным бантом, что наш директор в гимназии целовался вчера со сторожем Алешкиным, а назавтра выгонит его за малейшее ослушание. О, папа, ты меня должен понять! Моргун хороший, он даже пить бросит, если к нему подойдут, как к человеку. Я же понимаю, что он и меня ненавидит за то, что я барчук. Верней, он меня и любит и ненавидит в одно и то же время. И я, несмотря на это, понимаю и люблю его. Ты знаешь, когда я шел с царицей Тамарой по пустырю, он мне подарил…
– Не говори мне ничего о царице Тамаре. Господи, мой сын форменный выродок! Когда тебе по возрасту подобало носить штаны в зубах – ты сочинил какой-то литературный бред с башнями и царицами. А теперь у тебя новое увлечение уличными настроениями.
Отец взглянул в глаза Коле и опять забарабанил пальцами по столу. Коля побелел, стиснул зубы и, в свою очередь, взглянул на отца. Он сидел в тужурке с обшитыми пуговицами, Коля вспомнил ненавистный вкус рыбьего жира и вдруг рассмеялся зло и протяжно.
– Ты думаешь, папа, – отрывисто сказал юноша, – тебе снова придется спарывать сукно с пуговиц?
Это было произнесено почти угрожающим тоном.
– И вот что, – добавил Коля. – Никогда не смейся над царицей Тамарой… Никогда, я предупреждаю тебя…
Коля быстро вышел из комнаты. Окрик отца догнал юношу, но он не возвратился в кабинет, а натянул шинель и выбежал на улицу.
Коля искал Моргуна-Поплевкина до самого вечера, но бродяга, уйдя утром с кухни, опять куда-то исчез, и Коля так и не нашел своего приятеля.
С этого дня отец начал приглядываться к Коле… Раз за обедом он сказал матери, глядя на сына, торопливо евшего суп:
– Я не понимаю, за что мы всю жизнь беспокоились и страдали? Сегодня говорят везде, что в Петербурге большевики опять устроили скандал. Скоро мы увидим приятную картинку, когда Огонек, Моргун-Поплевкин, Чернослив и Мужик Андрон будут сочинять собственные декреты, и мне придется дожидаться приема у них в кабинетах. И есть люди, наша молодежь, так сказать, наша надежда и гордость, которые потворствуют негодяям…
