Желваки заходили на скулах Гидеона, так крепко стиснувшего челюсти, что казалось, он и слова не сможет вымолвить.
Но он вымолвил.
Всего два слова.
— Моя жена.
Теперь настала ее очередь удивляться. Его ответ поразил ее, хотя для нее было загадкой, почему наличие у него жены имело для нее такое значение.
— О! — выдохнула она.
А он сидел словно окаменев и смотрел в окно.
— А где она? — уже тише спросила Хани. — Где она, мистер Саммерфилд? Я не спросила вас, откуда вы родом.
— Миссури.
— Значит, она там? А где именно? Я немного знаю те места, потому что мой па… — Она оборвала себя на полуслове, сообразив, что не только у Гидеона Саммерфилда могут быть секреты. У нее тоже найдется парочка. — У меня там есть родственники, которые живут в Вестпорте.
— Это ведь на границе с Канзасом, да?
— Не знаю, — прорычал он.
Глаза Хани округлились.
— Вы не знаете, где ваша жена?
— Вот именно.
— Не понимаю. Мне казалось, что…
— Послушай… — прервал он ее. — Она ушла от меня, когда я сел в тюрьму. Браку конец. Все.
Нет, не совсем, подумала Хани.
— Значит, вы все еще женаты? Я имею в виду — по закону.
— Какая разница.
— Наверно, никакой. Просто мне интересно. — Ей и вправду было очень интересно. Хотя она все еще не понимала, почему ей хочется знать, женат Гидеон Саммерфилд или нет.
— Вас это не касается. Она не успела отреагировать, потому что официант поставил перед ними тарелки с омлетом и запеченным перцем.
— Гуэвос, сеньор, — гордо произнес мексиканец и удалился.
Гидеон посмотрел на омлет, а потом обратил мрачный взор на Хани.
— Гремучая змея, значит? — буркнул он, покачав головой.
— Я сказала, что говорю по-испански, но вовсе не утверждала, что хорошо. -
— Уголки ее губ подергивались от еле сдерживаемого смеха.
Оба принялись за еду, и за столом на время воцарилось молчание. Голод вскоре был утолен, но любопытство Хани оставалось неудовлетворенным.
— А давно вы…
— Не понял.
— Ну, давно вы попали… ну то есть… давно вас посадили… — Почему ей было так трудно произнести это слово? Она ведь знает, что он преступник. Он ограбил банк отца.
— …в тюрьму, — сказал он. — По-английски это называется тюрьма, ясноглазая. А как это будет на твоем чертовом испанском, я не знаю.
— Тюрьма, — повторила она, как бы желая удостовериться, что может произнести это слово, хотя оно застревало у нее в горле.
— Пять лет назад.
— А почему?
— Поймали, почему же еще?
— Вы ограбили банк?
— Более или мене. — Он достал из кармана зубочистку и сунул ее в рот, прекращая таким образом дальнейшие расспросы.
