Через несколько дней после отъезда Мейнарда в Нью-Йорк стала известна причина его поспешности. Объяснение представили нью-йоркские газеты. Мейнард был избран руководителем так называемой «немецкой экспедиции» и ответил на призыв.
Как ни почетна была эта причина, она не извиняла его в глазах некоторых, знакомых с его поведением в деле со Свинтоном. Он нанес англичанину очень серьезное оскорбление и в любом случае должен был остаться, чтобы дать ему удовлетворение.
Но газеты сообщали, что он в Нью-Йорке. Почему мистер Свинтон не последовал туда за ним? Теперь поведение обоих казалось не безупречным.
Что касается Мейнарда, то сомнения с него были сняты, и не успел он исчезнуть за поворотом Сэнди-Хука, как была полностью восстановлена его репутация «джентльмена и человека чести».
Требовалось объяснение. И вскоре оно начало вырисовываться.
Вскоре после отъезда Мейнарда в Оушн Хаус стало известно, что в утро после бала из Нью-Йорка на пароходе приплыл незнакомый джентльмен, прошел в номер Мейнарда и провел там целый день.
Стало известно также, что было написано письмо мистеру Свинтону и вручено его лакею. Это подтвердил коридорный, относивший письмо.
Что говорилось в этом письме?
Должен был знать мистер Лукас, и его об этом спросили.
Но он не знал. Не знал не только содержание письма, но и то, что оно вообще было послано.
И когда ему рассказали, он почувствовал, что у него зарождается подозрение. Он сразу решил потребовать у Свинтона объяснений.
С этим решением он направился в номер англичанина.
Он застал его в номере и с некоторым удивлением обнаружил, что тот очень фамильярно расположился со своим слугой.
– Что это я слышал, мистер Свинтон? – спросил Лукас, войдя.
– А что… что вы слышали, доуогой Лукас?
– Письмо, о котором все говорят.
– Письмо… письмо. Пйизнаюсь, совеушенно не понимаю, о чем вы, мой доуогой Лукас.
– Ерунда! Разве вы не получали письмо от Мейнарда – на утро после бала?
Свинтон побледнел и смотрел во всех направлениеях, кроме глаз Лукаса. Он колебался, одновременно пытаясь выиграть время. Однако понял, что отрицать невозможно.
– О! Да… да! – ответил он наконец. – Было письмо – и очень стуанное. Я его пуочитал на следующий день. Мой лакей Фуэнк, этот глупый малый, забуосил его в угол. Я пуочел его только на следующее утуо.
– Оно, наверно, все еще у вас?
– Нет. Я уаскуйил с его помощью сигауу. Нелепый случай.
– О чем оно было?
– Ну… что-то вуоде извинения со стоуоны мистеуа Мейнауда. Там говойилось, что он должен суочно уплыть с вечейним пауоходом из Ньюпоута. Подписано его дуугом Уупеутом Уоузвельдтом, котоуый назвал себя гуафом Австйийской импейии. Я его пуочел. А так как написавший уже уехал, я йешил, что не стоит больше думать об этом непйиятном деле.
