– Вам не кажется, что пора отсюда уходить, дон Хиль?
Казалось, я сохранил на него какое-то влияние, и оно подействовало. Возможно, он подумал о том, что я больше заплачу ему за игуан в следующий раз. Запинаясь, он ответил:
– Пор сиерто, сеньор (конечно). Я готов.
Через десять минут мы были уже в дороге. Я совсем не думал о происходящей сейчас дуэли, вполне возможно, со смертельным исходом.
Однако, как я узнал впоследствии, до этого дело не дошло: один из участников был ранен – тяжело, но не смертельно.
В отличие от пути на праздник, назад моя лошадь несла двойную тяжесть. Это уже не было вопросом выбора или застенчивости девушки. Ноги не слушались ее отца – результат обильной выпивки, – и ему поневоле пришлось ехать на муле.
Дорога в Санта Люсию – продолжение того берегового пути, который ведет к Вергаре, и поэтому мы вскоре добрались до кипариса, который служил ориентиром на пути к дому Хиля Вентано. Здесь по всем правилам вежливости и обычаев гостеприимства я должен был попрощаться со своими новыми друзьями и ехать прямо в Вера Крус, хотя было уже очень поздно. Но хароко не пожелал и слышать об этом. Нет, я должен вместе с ними вернуться в его хакал и провести там ночь. У него есть запасной гамак; а на следующее утро мы пойдем за игуанами.
Меня не нужно было уговаривать; никому не хотелось так расставаться с хозяевами, как мне. Впрочем, должен сознаться, что не хозяин был причиной моего нежелания. Я мог теперь проехать верхом до конца света, не почувствовав усталости.
И вот, по-прежнему неся двойную тяжесть, моя лошадь добралась до хакала.
Глава VII
Невинный поцелуй
Было далеко за полночь; луна, до этого скрытая облаками, теперь ярко светила. Светлячки на платье и на лбу девушки, казалось, потускнели. Серебристый свет луны приглушил их золотисто-красноватое свечение. Однако я заметил необычную бледность щек Рафаэлиты, которую объяснил испытанным возбуждением и усталостью от танцев и дороги.
Все же мне показалось, что есть еще что-то, она что-то хочет мне сказать, словно избавиться от какой-то тяжести.
Мы все спешились, и отец ее ушел. Он пьяным голосом заговорил об ужине, вспомнил мою склонность к мясу игуаны и отправился свежевать ящерицу, убитую сегодня утром.
Мы остались наедине, и девушка сказала:
– Я почти жалею, кабаллеро, что приехали с нами.
– Почему? – спросил я удивленно и слегка раздраженно.
– Потому что это опасно.
– Опасно? Для кого?
– Для вас, сеньор капитан.
– Но как? Каким образом, сеньорита?
