Неслышно приблизившись и не задумываясь над тем, что его поступок вряд ли можно назвать приличным, Люсьен замер у приоткрытой двери и прислушался.
— Эдмунд, пожалуйста, успокойтесь, — говорила Кэтрин таким тоном, словно обращалась к непослушному, но тем не менее горячо любимому ребенку. — Люсьен и часу не пробыл дома. Я знаю, вы счастливы, что он вернулся. Как и мы все. И он скоро придет к вам, я в этом уверена. Я не стала бы вам вообще об этом говорить, если бы знала, что вы так разволнуетесь. Ну а теперь, пожалуйста, позвольте мне обтереть вам лицо и руки влажной губкой, а потом я причешу вас. Вы ведь не хотите, чтобы Люсьен увидал вас таким растрепанным. Он скоро придет, вы поговорите, и все снова станет чудесно. Я обещаю.
В ответ на ее слова раздался горестный стон, перешедший в рыдание.
Не решаясь двинуться с места и выйти из скрывавшей его темноты, Люсьен закрыл глаза и опустил голову на грудь. Он должен был помнить — те, кто подслушивают, часто слышат намного больше, чем хотели бы услышать. Он почувствовал себя физически больным и абсолютно беззащитным. Кэт предупреждала в письмах, что Эдмунда хватил неожиданно сильный удар, что он чахнет на глазах, но Люсьен предпочел убедиться в этом сам. Черт побери! Болезнь Эдмунда должна быть для него поводом к радости, а не состраданию. И вовсе не сострадание привело его в Тремэйн-Корт.
Он явился сюда из-за покушения на его жизнь.
Только из-за этого, что бы он там ни говорил Гарту, чтобы этот добродетельный упрямец не вздумал увязаться за ним.
Ах, если бы он мог заставить свое сердце поверить тому, что твердил его рассудок.
Люсьен набрал побольше воздуха в грудь, сжал руки так, что в пальцы впилось кольцо с рубином — его талисман и его проклятье, — постучал и вошел в комнату.
— Ну, ну, — беззаботно произнес он, принимая изящную позу и извлекая из кармана надушенный носовой платок, в то время как его взгляд шарил по комнате, старательно избегая огромной, закрытой тяжелым пологом кровати, казавшейся совершенно чужеродной здесь, где на множестве столов были расположены любимые вещи Памелы Тремэйн.
Люсьен с трудом перевел дух, подавив в себе желание закричать от боли и отчаяния. Тысячу раз он представлял себе эту встречу, в тысяче разных вариантах: как он, полный сил, будет разить Эдмунда словами, как он уничтожит его вместе с его жалобами и оправданиями. Но ни разу ему не пришло в голову нечто хотя бы отдаленно похожее на то, что произошло в действительности. Беспомощный, он молча разглядывал эту комнату, и каждый увиденный им предмет наносил ему новый удар.
