Эдмунд вздернул подбородок, его спина выпрямилась:
— Тебя не было здесь два года, и за это время многое изменилось. Часто мне приходилось поступаться собственной волей, Люсьен. Я надеюсь, что теперь ты чувствуешь себя полностью отомщенным, притащив мне мою жену, теплую, из своей постели. И я лишь умоляю тебя сохранить подольше это чувство после того, как ты покинешь этот дом.
Люсьен смотрел на Эдмунда, смущенный и растерянный. Он чувствовал, что рана его снова открылась и подол рубахи намок от крови. Но сейчас это его не волновало. Он простер вперед руки:
— Отец…
Эдмунд отшатнулся, словно испугавшись:
— Я не отец тебе! Кристоф Севилл твой отец, будь проклята его душа! Отправляйся к нему, если тебе нужен отец. У меня есть только один сын, и он наверху, в детской. Какой бы грешницей ни была Мелани, она, по крайней мере, родила мне Нодди.
Эдмунд отвернулся от Люсьена и склонился над женой, помогая ей подняться с пола.
Мелани упала ему на руки. Ее алебастровые щечки были залиты слезами. Несмотря ни на что, она пыталась изобразить бедное, невинное дитя, которое только что незаслуженно жестоко оскорбили.
— Он правда пытался изнасиловать меня. Эдмунд, ты веришь мне, милый, веришь? Я не люблю его, я люблю тебя! Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? Я просто заглянула к нему, чтобы убедиться, что ему лучше. Мойна сказала, что он спрашивал обо мне… но когда я вошла к нему в комнату, он уже поджидал меня. Он швырнул меня на кровать… и он… и он… ох, Эдмунд!
— Да, я знаю, моя дорогая, я знаю, — монотонно повторял Эдмунд бесцветным голосом. Обернувшись через плечо, он встретил осуждающий взгляд Люсьена. — Ты весьма обяжешь меня, если покинешь этот дом на рассвете.
— Нет, сэр, — возразил Люсьен. — Я удалюсь немедленно. И я остановлюсь в «Лисе и Короне», пока буду навещать могилу моей матери.
Он сделал еще шаг, но задержался и добавил:
— И будь так добр, держи на поводке свою сучку, пока я буду поблизости. Она похотлива, как мартовская кошка, и я не желаю больше просыпаться от того, что она вползает в мою постель.
Мелани стала вырываться из рук мужа, дико визжа:
— Ублюдок! Развратный, неблагодарный ублюдок! Ты еще пожалеешь об этом!
Люсьен окинул взором Эдмунда с Мелани, бок о бок стоявших в комнате его матери, и его взгляд посуровел. Ему было просто необходимо нанести еще один удар:
— Напрасно ты так выдала себя, дорогая, — отчеканил он холодно. — Теперь что бы ты ни сделала, будет служить только лишним доказательством вины.
