Выключив фен, Молли выпрямилась, тряхнула головой, и волосы рассыпались копной кудряшек. На нее вдруг напало искристое настроение. Кудрявое настроение.
— Итак, — сказала она, мазнув губы блеском и оправив ярко-голубое платье, подчеркивавшее грудь и бедра (простенькое: такое мог придумать только великий модельер), — что будем делать дальше?
— Понятия не имею. — Доминик поднялся. — Ты правда не возражаешь, что я здесь сижу?
Молли тряхнула головой, так что ее кудри запрыгали.
— В общем, нет. Я должна как-то заволноваться или что?
Он подошел и погладил ее обнаженные руки.
— Думаю, должна. С сухими волосами ты мне больше нравишься.
— Да ну? Сейчас мне, наверное, надо сказать: «Прошу вас, Доминик, мы же еще совсем друг друга не знаем».
— Наверно. А может, обойдемся без этого? Если ты не против. Ты уже поняла, что я в тебя по уши втрескался?
Молли улыбнулась.
— В какой-то степени.
— И как же ты догадалась? Потому что сводишь с ума любого, кто тебе встретится? И давно к этому привыкла?
— Да нет же, балда. — Она провела кончиками пальцев по его щеке. — То есть привыкнуть-то я привыкла. Просто меня свести с ума гораздо сложнее.
Он склонился к ней.
— Но мне это удалось?
— Да, — выдохнула Молли, глядя в его выразительные карие глаза. — Тебе это удалось.
Для человека, который одним взмахом руки мог заключить многомиллионный контракт, его улыбка получилась какой-то кривой и восхитительно несмелой. Он поцеловал ее в шею за ухом и прошептал:
— Что же нам теперь со всем этим делать?
Поддавшись внезапному всплеску острого желания, Молли порывисто прижалась к нему всем телом — что за ее двадцать восемь лет случалось редко. Откровенно говоря, в амурных делах она осталась на удивление неопытной. Влюблялась она только раз, еще в школе, а в загул ударялась всего дважды.
— Думаю… — проговорила она, пока Доминик покусывал ее ухо, — думаю, мы могли бы вместе изучить природу нашего влечения… не принимая на себя слишком больших обязательств.
Ну вот, она это сказала. Теперь он или разочарованно отстанет, или облегченно улыбнется. Разочарованно — оттого, что она не из тех, кто мечтает выйти замуж и вить гнездышко; облегченно — потому что она не стала ломаться, когда все началось, не станет навязываться, пока все будет в разгаре, и не собирается реветь в три ручья, когда все закончится.
Доминик слегка отстранился и снова посмотрел ей в лицо. Ни разочарования, ни облегчения в его взгляде не было.
Зато было… упорство, что ли? Да, пожалуй, упорство. Но упорство в чем?
