В моем роду было два великих деда. Отец моего папы был знаменитым священником в селе Добея Витебской губернии (Белоруссия). На его проповеди и исцеления собирались сотни людей не только из Белоруссии, но и из России. Ему, простому сельскому священнику, за его просветительскую и целительскую деятельность было присвоено дворянское звание. Благодаря этому его сыновья, в том числе и мой отец, получили право учиться в Варшавском университете.
Другой дед, мамин отец — знаменитый казачий атаман Курдюмов. В молодости он отличился в боях на Шипке, а затем и в русско-японской войне 1904—1905 годов. Как заслуженному атаману, деду в Новочеркасске был предоставлен большой двухэтажный дом, как свидетельство уважения к его заслугам перед Родиной.
В 1914 году в возрасте 84 лет дед ускакал на германский фронт, где погиб в седле во время жестокой кавалерийской атаки за Веру, Царя и Отечество. Деда похоронили со всеми почестями в Новочеркасске, установив на его могиле огромный мраморный памятник.
Мои родители после революции 1917 года жили в доме деда. Отец развил в городе очень бурную деятельность по созданию дома инвалидов для донских казаков — инвалидов войны. К 1924 году это заведение превратилось в солидное многоотраслевое предприятие: инвалиды делали замечательную обувь, одежду, кондитерские изделия. Отец фанатично воспринял революцию и был, как говорил Сталин, «беспартийным большевиком» в полном смысле этого слова.
До трех лет я вел разговоры исключительно на своем языке, не употребляя практически ни одного русского слова. Родители исписали большую 100-листовую тетрадь перлами моего речевого творчества. Этот словарь мама берегла до 1938 года, но во время ареста отца тетрадь была изъята НКВД (следователь даже заявил, что в ней содержатся коды для связи с врагами советской власти или иностранной разведкой) и так и не была возвращена.
Один из папиных друзей, археолог, профессор Леонтий Андреевич Абаза, изучая мой словарь, заметил, что многие мои слова содержат корни древнеегипетских и индийских диалектов. Все посмеивались над добродушным профессором, особенно когда он говорил о переселении душ. А мне он не давал покоя и очень просил, чтобы я пересказывал ему свои сновидения. В них он находил подтверждения своим гипотезам.
Из самых ранних воспоминаний детства у меня осталось в памяти лицо маминой сестры — тети Муси. Они с мужем жили в одной из комнат нашего дома. Муж тети Муси был полковником царской армии. У него было много наград за участие в боях с немцами. Этот фанатичный белогвардеец называл меня не иначе как «большевистский щенок».
