Мина снова закричала:
— Мужчины! За стол!
Я присоединился к ним в столовой. Какая прекрасная вещь — брак! Вот уж действительно я себя чувствовал менее одиноким! Садясь за стол, я очень любезно предложил:
— Я подумал, что раз вы собираетесь вернуться в Париж, то завтра утром мы можем поехать все вместе.
Доминик слегка вздрогнул. Он был слишком импульсивен и владел собой не так хорошо, как Мина. Казалось, он раздумывает над моим предложением.
— Нет, Поль, — заявила она. — Мы поедем автобусом послезавтра. Перед отъездом я хочу навести в доме порядок.
— Полно, никакого беспорядка нет, а вещи можно собрать быстро.
— Я еще не закончил картину, — подал голос Доминик.
— И потом, — отрезала Мина, — мне будет слишком тяжело расставаться с вами в Париже, а здесь я буду думать, что вы уезжаете недалеко…
Доминик рассмеялся. Она смерила его ледяным взглядом.
— Что это тебя так развеселило? Он оцепенел, потом провел рукой по взлохмаченной шевелюре.
— Твои слова, мама… Недалеко! Подумать только — Убанги-Шари! Итак, я угадал! Опасность ждала меня в машине.
Я завел будильник на шесть часов утра, но, не сомкнув всю ночь глаз, был на ногах уже в четыре. Наспех одевшись и стараясь не шуметь, спустился в гаражи.
Я не очень силен в механике, но не сомневался, что легче всего спровоцировать аварию с помощью рулевого управления. Здесь я и стал искать и правильно сделал, так как быстро обнаружил, что руль развинчен. При первом же резком повороте он остался бы у меня в руках. Доминик на это и рассчитывал. Он прекрасно знал, что я всегда выжимаю газ до упора. Скверную штуку он мне подстроил! Я схватил гаечный ключ, собираясь исправить поломку, но тут мне в голову пришла великолепная идея… Главное — не вызвать у них подозрений. Поэтому я оставил все как есть и пошел принимать ванну.
Прощание было трогательным. Эти двое поистине великолепно владели собой. Они разыграли самую лучшую комедию, какую я когда-либо видел. А потаскуха Мина даже вручила мне на память свой платок, попросив носить его поближе к сердцу. Я поблагодарил и поцеловал ее. Доминик пожал мне руку и, грустно наклонив голову, заявил:
— Дайте-ка я вас поцелую, Поль. Право же, я огорчен, что вы уезжаете.
Мина выдавила слезу и тоже меня поцеловала.
Я недоумевал. Неужели у этих людей не было никакой совести? Они отправляли меня на смерть с ужасающим спокойствием и явно испытывали садистское удовольствие, разыгрывая свою комедию.
Я завел мотор, бросил на заднее сиденье чемодан, сделал прощальный жест рукой и тронулся с места. Я бы солгал, сказав, что мне не было страшно. Крайне неприятно вести машину, зная, что руль держится на волоске. Обычно я срывался с места, как ураган. И сейчас, чтобы не вызвать подозрений, я проделал то же самое. К счастью, перед домом дорога была прямой. Я помчался, готовый в любую минуту нажать на тормоза, и , едва касаясь руля, избегал любого резкого движения. Достигнув конца прямого отрезка пути, я плавно притормозил и чрезвычайно осторожно вошел в поворот, который спасал меня от глаз преступников. Затем поехал очень медленно, держась ближе к краю дороги. Вот промелькнуло кафе Валентины. В последнее время я совсем забыл эту добрую толстуху. Она как раз стояла в дверях, и я помахал ей рукой.
