Я снова лег, сильно дрожа, меня охватил страх, неизмеримый страх. Не смерти, нет… Я боялся ИХ.
Уснул я только на рассвете, когда на фермах закукарекали петухи.
* * *
Когда я спустился, Мина натирала воском мебель в салоне. На ней был передник, как у горничной, придававший ей немного фривольный вид. Она улыбнулась мне со счастливым видом и поцеловала в губы. Через окно я заметил другого. Засучив рукава и распевая какую-то модную белиберду, он работал в саду.
— Ну что, месье лентяй, — спросила Мина, — вы знаете, который час?
— Нет.
— Одиннадцать. Это называется нежиться в постели!
— Я не мог сомкнуть глаз, — пробормотал я, отводя глаза. Она погладила меня по щеке.
— Тебе не хватало твоей женушки, Поль? У меня было желание укусить ее так, как одна собака кусает другую, но она не обратила внимания на мой злой вид.
— Доми тоже не мог уснуть. Я думаю, это к грозе…
— Наверняка!
— Представляешь, у него вдруг начались кошмары, Доминик стал стонать. Я так разволновалась, что разбудила его.
В этот момент я заколебался. Был солнечный день, в небе кричали птицы. Жизнь била ключом. Да, я засомневался в своих ночных выводах. Не сочинил ли я макиавеллевскую историю? Или плохой роман ужасов? Тот факт, что она призналась, что была в комнате сына, усиливал мои сомнения.
— Твой завтрак готов. Хочешь, я накрою тебе в саду? Там ты сможешь погреться на солнце.
Разве это были слова женщины, собиравшейся вас убить? Я внимательно посмотрел на нее.
— Что с тобой, дорогой? — забеспокоилась она. — Ты, кажется, не в себе? Я был вынужден возразить.
— Да нет, Мина… Немного одурел, вот и все. Я поцеловал ее, но уже был менее чувствителен к волнам ее тела, менее восприимчив.
* * *
После обеда Мина предложила мне прогуляться в деревню, но я отказался, сославшись на усталость. Она ушла одна. Доминик продолжал работать в саду, с совершенно серьезным видом трогательным фальцетом он пел все ту же глупую песню.
Оставшись дома один, я пошел на чердак за магнитофоном. В Африке я развлекался тем, что записывал на него шум леса, песни негров, зловещий шум воды во время сезона дождей. Здесь же эти звуки казались мне мертвыми. Они потеряли свою душу.
Магнитофон был в исправности, и у меня была чистая бобина. Вооружившись дрелью, я вошел в комнату Доминика. Он продолжал работать во дворе. Я слышал, как время от времени он стучит лопатой о камень, очищая ее от корней или жирных комков земли.
Я просверлил дырку за лепным орнаментом, украшавшим потолок, просунул шнур от микрофона через отверстие и с помощью зажима прикрепил его к внутренней стороне орнамента. В каждом углу было по нише. В одну из них, за букет искусственных цветов, я положил микрофон. Не зная об этом, его невозможно было обнаружить. Кроме того, нужно было очень внимательно искать.
