- Прошу прощения, - шепчу я ей сексуально в ушко.
- Есть отчего вас лишить сана! - мурлычет она.
- Но это все равно лучше, чем подцепить скарлатину, - парирую я.
У нее настолько съехала крыша, что она сейчас взорвется, если я не покончу с угрызениями ее религиозной совести.
- Мы, трахисты, не даем обета целомудрия, - заявляю я.
- А! Очень хорошо! - говорит она, вполне довольная.
Путешествие заканчивается без лишней нервотрепки. Густой туман, как в фильмах Марселя Карнэ, обволакивает город, когда мы приземляемся в Аондоне.
В свете прожекторов, как в сконцентрированном пару, силуэты кажутся неподвижными, заледеневшими...
Мы, пассажиры самолета, сбившимся стадом бредем на свет прожекторов. Здоровый малый возникает в молочном тумане и направляется прямо ко мне походкой робота. Он одет в черный плащ, на нем очки, шляпа с закрученными вверх полями, в руке тщательно свернутый зонтик - непременный атрибут британских островитян.
У бритиша рыжие пятна по всему лицу и маленькие усики, похожие на две облезлые кисточки.
На чистом французском он спрашивает меня:
- Простите, господин кюре, это вас направила сюда французская полиция?
- Точно!
И я протягиваю ему свои пять.
- Мое имя Брандон, - говорит он.
Я восхищаюсь смелостью моих английских коллег. Малый без тени смущения в полной форме не побоялся посреди ночи переться в аэропорт.
- Очень приятно, - заявляю я.
Мы хватаем мой скудный багаж. Он ведет меня к машине, черной и квадратной, как пакет сахара, но внутри которой можно свободно жить, как в квартире.
Брандон молчит как глухонемой. Я пробую завязать разговор о погоде в Лондоне и прохаживаюсь по поводу лондонского тумана, но, похоже, ему это не очень нравится.
Он говорит, что туман - это легенда, а в действительности в Лондоне не хуже, чем в другом месте.
Может, этот патриот привык жить с пеленой на глазах? Но в принципе ему это не мешает, поскольку он ведет машину с завидным мастерством, в то время как я, пожалуй, не узнал бы родную маму в тридцати сантиметрах, даже позови она меня по имени.
Примерно через час мы останавливаемся перед большим зданием, которое ни веселее, ни мрачнее любых других тюрем в мире. Брандон звонит в железную дверь. Открывается зарешеченное окошечко, и в нем появляется квадратное лицо охранника. Брандон произносит пару отрывистых слов, и охранник пропускает нас в дверь.
Мы попадаем в узкий дворик, мощенный каменными плитами. Он похож на приемную, только под открытым небом. Перед нами еще одна укрепленная дверь... Опять Брандон звонит и что-то гаркает внутрь. Нам открывают...
