В середине зала он видит высокого человека, страшного и сильного: тот словно был раньше одной из статуй, но сумел ожить. Но еще раньше, чем появившийся ниоткуда рыцарь в черном нападает на человека, становится ясно, что человек этот умрет – непомерная сила ничего не значит для того, что бродит по этому дворцу.
Он видит, как страшный зазубренный клинок впивается в тело человека, как терзает его, как отрубает голову. От ужаса сводит живот: он знает, что в один прекрасный день клинок вопьется и в его слабое тело. Вдруг он замечает нечто на лице рыцаря – это печать проклятия.
И тогда дворец медленно исчезает. Кровь бледнеет. Остаются только горящие огнем глаза.
Изак лежал неподвижно и разглядывал знакомые трещинки и царапины на подпорках навеса. В тесноте фургона сводило ноги.
Подобные сны он видел всю жизнь, хоть и нечасто – столько, сколько себя помнил. В остальном, он был крепким подростком, но сны эти мгновенно превращали его в трусливого ребенка.
Видения были столь правдоподобными, что его выворачивало наизнанку от страха, и он очень стыдился этого. Теперь он уже мог считать себя взрослым, но сны по-прежнему пугали его и являлись только ему одному.
Некоторое время Изак лежал, глядя на древесные узоры перекладины над головой и выжидая, пока сердце перестанет бешено стучать.
Как всегда, вокруг было шумно и грязно, но сейчас это действовало успокаивающе.
Наконец Изак сел и массировал затекшие ноги до тех пор, пока не начал снова чувствовать выступы деревянной кровати. Он слегка оправил смятую потрепанную рубашку и пригладил пятерней черные спутанные волосы, но не стал надевать стоптанные грязные башмаки, валявшиеся в углу.
Раздвинув полог повозки, мальчик увидел, что по-прежнему стоит хорошая погода. Высоко в голубом небе парил стервятник, и ласточки, как всегда, гонялись за своей добычей. Дома лето давно кончилось, но в этих краях осень наступала много позже. Жужжали насекомые, цвели цветы. В духоту повозки ворвался свежий ветерок, принеся с собой ароматы, изменчивые, как сама погода. Изак почувствовал запахи глинистой земли и дикого тимьяна. Темная суглинистая почва Великого леса на севере нисколько не походила на здешнюю липкую красную землю.
Им еще предстоял дальний путь, и пейзаж вокруг начнет меняться не раньше, чем через неделю. А пока он может наслаждаться прекрасной погодой.
Изак высунулся еще больше и посмотрел на отца. Хорман, как всегда, сидел на передке, держа поводья и поставив одну ногу на ступеньку. На нем была такая же потрепанная и залатанная одежда, как на Изаке, но сходства между отцом и сыном было немного, если не считать темных волос и светлого цвета кожи, характерных для всего их племени. Отец был меньше ростом и носил жидкую бороденку, которая не могла скрыть вечно хмурого выражения лица. Хорман выглядел старше своих лет, словно злоба отняла у него молодость и радость. Его рубаха и брюки были вымазаны в рыжеватой земле.
