Когда Люк вошел в дом, Хани уже успела сложить в корзину сандвичи с сыром, бутылку лимонада и половину шоколадного пирога, оставшуюся от завтрака.
— Джош, возьми-ка одеяло, а я достану с чердака удочки, — сказал Люк.
Хани пошла вслед за мальчиком в спальню и остановила его, когда тот хотел стащить одеяло с кровати.
— Я видела другое одеяло, в сундуке. Можешь взять его. — Девушка опустилась на пол у сундука и вытащила оттуда нужную вещь.
— Положи его на место!
Сердитый окрик так удивил Хани, что она испуганно вздрогнула. Люк быстро подошел к ней.
— Я не разрешаю трогать его! — сердито проговорил он. — Да и вообще нам не нужны одеяла. Пойдем, Джош!
Неожиданный гнев отца перепугал ребенка. Взглянув на Люка округлившимися глазами, мальчик в страхе попятился назад.
— Да ты же сам напугал ребенка до полусмерти, а теперь вот так просто говоришь: «Пойдем, Джош!» — взорвалась Хани.
— Очень жаль, что я не имею твоего опыта в воспитании детей, — огрызнулся шериф. Обозлившись на самого себя, Маккензи бросился в кухню и с яростью грохнул кулаком по столу. Он сознавал свою неправоту. Он не имел права кричать, и Джош, который еще не до конца оправился от пережитого, конечно, втянул голову в плечи.
Хани решила, что с нее довольно. Она направилась к двери, чтобы разыскать ребенка и успокоить его.
— Вы куда? — спросил Люк.
— Куда угодно, только подальше от вас. Думаю, вам надо забыть о рыбалке. — Девушка отвернулась.
— Нет, погодите. Пожалуйста, соечка! Мольба, звучавшая в его голосе, заставила Хани помедлить.
— Мне очень жаль. Позвольте мне поговорить с Джошем.
Хани кивнула, и Люк прошел к двери.
Джош сидел на крыльце, уронив голову. Амиго лежал рядом. Глубоко вздохнув, Маккензи подошел к сыну и сел возле него. Амиго поднял голову, устало взглянул на него и опять уткнул нос в лапы.
— Сынок, прости меня… Я кричал… — заговорил Люк.
— Я испугался, — робко промолвил мальчуган.
— Знаю. Мне очень жаль.
— Ты не любишь Хани? — спросил ребенок.
— Ну что ты!
— Тогда почему же ты кричал на нее? Она испугалась не меньше моего.
— Но ведь иногда люди кричат от удивления и даже от радости, разве не так?
Джош кивнул и посмотрел на отца. Тот нежно обнял его за плечи.
— Когда я кричу, это вовсе не означает, что я не люблю кого-то. Просто я был удивлен. Видишь ли, это одеяло… Твоя мама дала мне его, когда я уезжал из Техаса. Оно было со мной на войне, и это… это единственная вещь, оставшаяся от мамы — конечно, кроме тебя, сынок. Именно поэтому ты так много значишь для меня.
