Позавчера я на коне скакал,
Задумавшись, исполненный тревоги.
И мне Амор явился средь дороги,
4 В одеждах легких странника предстал.
Как будто бы господство утерял,
Смиренномудрый, грустный и убогий,
Склонив главу, покинул он чертоги,
8 И, мнилось мне, людей он избегал.
По имени окликнул он меня
И мне сказал: "Тот край я посетил,
11 Где повелел, чтоб сердце пребывало.
Ты обретешь иное покрывало".
И столь с моей свою он сущность слил,
14 Что вдруг исчез -- но как? -- в сиянье дня.
Сонет разделен на три части: в первой я сообщаю, когда я узрел на своем пути Амора и в каком облике он мне явился; во второй передано то, что он мне сказал, хоть и не полностью, из страха открыть мою тайну; в третьей я говорю, как он исчез от взоров моих. Вторая часть начинается: "По имени..."; третья: "И столь..."
Х
После моего возвращения я искал случая увидеть даму, которую мой владыка назвал мне на пути воздыханий. Боясь быть многословным, скажу лишь, что вскоре мне удалось сделать ее моей защитой в такой степени, что многие говорили об этом, нарушая границы благопристойности, и это меня весьма огорчало. Из-за невоздержанных толков, казалось порочивших меня, Благороднейшая, будучи разрушительницей всех пороков и королевой добродетели, проходя, отказала мне в своем пресладостном привете, в котором заключалось все мое блаженство. И, несколько удаляясь от того, что я хочу поведать, я объясню, какое благотворное влияние ее приветствие имело на меня.
XI
Я говорю, что, когда она появлялась где-либо, благодаря надежде на ее чудесное приветствие у меня не было больше врагов, но пламя милосердия охватывало меня, заставляя прощать всем меня оскорбившим. И если кто-либо о чем-либо спрашивал меня, ответ мой был единственным: "Любовь", а на лице моем отражалось смирение. И когда она собиралась приветствовать меня, дух любви, ниспровергая всех других духов чувств, изгонял ослабевших духов зрения, говоря им: "Идите оказать честь вашей даме", а сам занимал их место1. И тот, кто хотел бы познать природу Амора, мог бы легко проникнуть в его сущность, наблюдая содрогание моих очей. Когда же Благороднейшая спасла меня своим спасительным приветствием2, Амор не в силах был скрыть завесой нестерпимое блаженство, но приобретал такие свойства, что тело мое, вполне ему подчиненное, двигалось порой как нечто тяжелое и неодушевленное. Отсюда ясно, что в ее приветствии заключалось мое блаженство, переполнявшее меня и превышавшее нередко мою способность восприятия.
