Ги оставался в приподнятом настроении все воскресенье: он мастерил полки и подставки для обуви в шкафах, а в понедельник красил их и испачкал скамеечку, которую Розмари приобрела в магазине совсем недавно. Он отменил занятия с Домиником и внимательно поглядывал на телефон, каждый раз хватая трубку, как только раздавался первый звонок. В три часа дня телефон зазвонил снова, и Розмари, переставляя стулья в гостиной, услышала голос мужа:
– Боже мой, невероятно. Бедняга!
Она тихонечко подошла к двери спальни.
– Бог мой… – повторял Ги.
Он сидел на кровати, держа в одной руке трубку, а в другой – пятновыводитель «Красный дьявол». Он даже не взглянул на нее.
– И никто не знает, отчего это произошло? – продолжал он. – Боже мой, как это ужасно. Просто кошмар… – Он выпрямился. – Да. Да, смогу. Я бы не хотел, чтобы она досталась мне таким образом, но я… – Он снова замолчал. – Об этом вам надо будет переговорить с Алланом. Аллан Стоун – это его агент, но я уверен, что никаких затруднений не будет, мистер Вайсе, во всяком случае, что касается меня.
Наконец-то. Его минута настала. Розмари ждала затаив дыхание.
– Спасибо, мистер Вайсе, – говорил Ги. – И пожалуйста, сообщите мне, если что-нибудь узнаете. Еще раз спасибо.
Он повесил трубку и, закрыв глаза, некоторое время сидел неподвижно. Он был бледен, лицо застыло – просто восковая фигура в одежде, с настоящим телефоном и с настоящей банкой пятновыводителя.
– Ги! – окликнула Розмари.
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
– Что случилось? – спросила она. Он заморгал и ожил.
– Дональд Бомгарт, – произнес Ги. – Он ослеп. Он проснулся вчера и… и он больше ничего не видит.
– Не может быть, – ахнула Розмари.
– Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас он в больнице, ему дали сильную дозу успокоительного. Они с болью смотрели друг на друга.
– Роль передали мне, – продолжал Ги. – Конечно, очень неприятно получать ее таким образом…
Он перевел взгляд на банку с пятновыводителем, которую все еще держал в руке, и поставил ее на тумбочку.
– Послушай-ка, пожалуй, мне надо прогуляться. – Он встал. – Извини, но я должен это переварить.
– Конечно, я понимаю. – Розмари посторонилась.
Ги встал и пошел к двери, не переодеваясь, открыл ее и не стал придерживать: дверь громко захлопнулась за ним.
Розмари ушла в гостиную, думая о бедном Дональде Бомгарте и счастливом Ги; нет – о счастливых Розмари и Ги, о роли, которая не останется незамеченной, даже если весь спектакль и окажется неудачным, о том, что после такой роли обязательно предложат еще одну, может быть, в кино, и у них будет дом в Лос-Анджелесе, сад с травами и трое детей с разницей в два года… Бедный Дональд Бомгарт со своим нелепым именем, которое он так и не поменял… Наверное, он хороший актер, если сначала для роли выбрали его, а не Ги, но теперь он лежал в больнице под сильной дозой успокоительного – слепой, пытавшийся покончить с собой.
