— Нынешним напарником? — Джеффри пристально смотрел на Силк.
— Трое из моих шести женихов тоже были моими напарниками. Остальные трое — маскировка.
Лоррейн молча уставилась на Силк, едва веря масштабу дела, которым та занималась.
— И ты не могла нам об этом рассказать? — спросил наконец Джеффри.
Силк почувствовала его обиду и не пыталась оправдываться.
— Будь я свободна, я все рассказала бы. Но я не могла рисковать остальными.
— А теперь?
— Вы предложили мне новую жизнь. И я сделала здесь все, чтобы распроститься со старой. Я причинила вам с мамой боль, хотя не видела от вас ничего, кроме любви. Я не имею права просить вашего прощения — и не стану. Но я могу дать вам правду и обещать, что собираюсь воспользоваться тем шансом, который вы мне предоставили, и стать такой, чтобы вы могли мной гордиться. Я не возьму с собой в Атланту то, чем я была здесь… И могу гарантировать, что не стану приносить семье новые неприятности. Это не загладит того позора, что я на вас навлекла, но даю вам слово, что больше подобного не повторится.
Джеффри покачал головой, остро ощутив груз прожитых лет.
— Не знаю, что и сказать, дорогая моя. Не могу отрицать — мне было больно, как и твоей матери. Не могу также отрицать, что слухи, сплетни и сенсационные статьи в газетах были нам очень неприятны. Но знать, что ты подвергала себя опасности, что тебе и сейчас может угрожать опасность… от этого ненамного легче.
— Ты так рисковала, Силк. Почему? — настоятельно спросила Лоррейн.
— Этого я тебе сказать не могу, мама. Проси от меня чего угодно — только не этого. — Силк посмотрела Лоррейн в глаза, безмолвно моля ее о понимании. — Все позади. Я сделала то, что должна была сделать — и теперь все позади.
Лоррейн пристально вглядывалась в лицо Силк, читая на нем силу характера, которую прежде не замечала. Она считала Каприс самой сильной из четырех, но теперь поняла свою ошибку. Что бы Силк ни скрывала в своем прошлом, Лоррейн вдруг поняла, что это должно остаться похороненным. У нее на глаза навернулись слезы. Хотя она никогда не знала темной стороны жизни, долгие годы работы в приюте дали ей возможность узнать, какие зверства творятся над слабыми и ранимыми.
При виде слез матери, Силк переменилась в лице. Неимоверная боль угрожала ее самообладанию. Из-за нее еще никогда и никто не плакал!
— Не надо, мама! — севшим голосом взмолилась она.
Лоррейн встала, открыв ей свои объятия. Сама не замечая, что делает, Силк бросилась к ней. Старая и молодая. Благополучная и исстрадавшаяся. В это мгновение различия между ними были смыты слезами любви. На одно иллюзорное мгновение прошлое, настоящее и будущее вдруг засияли — нетронутые, не имеющие ни единого изъяна.
