Рывком открывается дверь капитанской каюты, высовывается сонное лицо капитана.
– Что такое?
– Ой, ой! – качается Валька Чирков.
– Ко-ко-зел! Ик! – стонет Лука Рыжий.
– Какой козел? – недовольно спрашивает капитан и совсем высовывается из двери.
– Действительно, козел! – недоумевает капитан. – Что за наваждение!.. И в самом деле козел! – удивленно продолжает он, выходя из каюты. Он босиком и поэтому по металлическому полу идет на цыпочках.
Капитан молчит, почесывает шею, соображает. Ноги переступают и быстро синеют. Наконец облегченно выдыхает воздух:
– Все понятно! Бородатый черт забрался в Луговом… На дворе было холодно, вот его и потянуло к теплу… У машины спал?
– У нее.
– Так и есть! – веселеет капитан. – Ах ты, бородатый зверь! Что же с тобой делать?
Холод мурашками пробегает по ногам, леденит, и капитан обнаруживает, что стоит босиком на железной палубе; недовольно сморщившись, поворачивается и уходит в каюту, сердито пристукнув дверью. Но она скоро опять открывается.
– Козла накормить, а в Луговое дать радиограмму, да чтобы без смеха!
– Есть! – отвечает Лука Рыжий. – Есть накормить!
2
В тридцать пять метров от носа до кормы, в четырнадцать – от борта до борта «Смелого» тесно уложена жизнь речников. На долгие месяцы пароход для них – дом, улица, театр, место работы и отдыха.
Вспомнив Чулым, «Смелый» бежит вверх по реке. Обская чайка – баклан – взлетает косо над пенистым гребнем волны, открывает ветру белое брюшко и, сложив острые крылья, падает в воду. Обочь парохода – полузатопленные тальники, как вытеребившиеся метелки. На берег нет и намека: вода и тальники, тальники и вода. Овальной чашей висит над Чулымом небо… Бежит «Смелый». Двое суток нигде не останавливаясь, будет идти к Чичка-Юлу. Двое суток беспрестанно биться машине, звенеть якорным цепям, крутиться штурвалу.
Три часа дня. Послеобеденное время; окончились уборочные работы, аврал, смена вахт, обед. По старому обычаю во время порожнего рейса всем, кто свободен от вахты, можно находиться на палубе. И теперь здесь оживление. На высоком стуле с подлокотниками, в меховом пальто, в зимней шапке сидит капитан с книгой в руках. Временами он отрывается от книги, быстро оглядывает сквозь очки плес, мимоходом бросив штурвальному несколько слов: «Держи, Лука, левее, на кривую ветлу…» или «Не рыскай, не рыскай!..» – опять читает, то пришептывая, то едва приметно улыбаясь.
Ветер перелистывает страницы книги, но капитан приспособился: прочитанное скрепляет бельевой прищепкой.
