— Ерунда! Что, по-вашему, он мне может сделать во время обычной прогулки?
— Вы плохо знаете таких галантных джентльменов, как Лангтон.
— Да, вы правы! — Она отвязала фартук и швырнула его на стол. — Нечасто приходится сталкиваться с джентльменами, а уж в этом доме и подавно!
— И куда это вы направляетесь, позвольте узнать? — осведомился он, когда она уже была на полпути к двери.
— Гулять! У вас нет возражений, мистер Кентрелл?
— Только одно. — Нотка легкой грусти в его голосе заставила ее замедлить шаг. — Мне кажется, что коль скоро к чужому человеку вы с первого раза обращаетесь по имени, то могли бы звать по имени и меня.
Несколько секунд было слышно лишь щебетание какой-то пичужки под распахнутым окном.
— Я подумаю об этом, — сказала наконец Кейт и вышла, хлопнув дверью.
Не успела она дойти до ручья, а уже гнев ее, как она и ожидала, остыл. Джонатан Кентрелл, конечно, несносен, но в его словах есть доля правды. Не вмешайся он тогда так бесцеремонно в разговор, она бы и сама отказала Клею. После смерти Брайана прошло еще слишком мало времени, чтобы ей ездить на прогулки с кем бы то ни было, тем более с незнакомым мужчиной. Джонатан просто хотел ее предостеречь и, возможно, имел на то основания. В конце концов, что ей известно о безукоризненном мистере Лангтоне?
Как, впрочем, и о самом Джонатане Кентрелле. Открытия, сделанные ею в комнате Джонатана, ставили перед ней множество нерешенных вопросов. Кейт, конечно, имела слабое представление о том, как становятся университетскими профессорами, но подозревала, что это не так просто. Зачем же в таком случае отказываться от достигнутого? И зачем прятать портрет собственной жены на дне бельевого ящика?
Из обрывков разговора Чарли и Джонатана Кейт поняла, что Джонатан перегнал сюда, на Запад, целое стадо редких и, по всей вероятности, дорогих херефордских коров. Он часами просиживал над дневниками, куда педантично заносил все свои наблюдения, однако никаких возможностей вывезти скот на рынок — кроме железной дороги, которую неизвестно когда еще сюда проведут, — у него не было. Насколько Кейт могла судить, за минувшие четыре года его ранчо не дало никакой или почти никакой прибыли — но тем не менее процветало. Значит, у Джонатана есть какой-то другой источник доходов.
Почему он — с его-то умом, с его наружностью — забрался в такую глушь, где даже его породистый скот не дает ему возможности прокормить семью? А что, если Джонатан Кентрелл от кого-то или от чего-то скрывается? И Кейт стала размышлять, чем это может быть чревато для нее и для ее будущего ребенка.
