– Ок, – кивает и смотрит на меня с интересом. – А в нормальной жизни, можно узнать, чем занимаешься? А то что-то лицо у тебя знакомое…
– Можно, – смеюсь, – только чуть попозже. Сейчас – некогда…
Находим нужный вагон, грузимся в купе. Все – трезвые, нормально одетые, выглядят прилично, но – проводница ощутимо напрягается. Они отличные психологи, все эти проводники, стюардессы, халдеи. Особенности естественного отбора, осложненные борьбой за выживание.
Алеся – в моем купе, естественно.
Сам билеты покупал, через свое транспортное агентство. Кроме нее – Гарри и Русланыч.
Пока она переодевается, деликатно выходим постоять в узком вагонном коридоре.
Поезд неторопливо трогается.
Из соседнего купе доносится звон стаканов, потом бешеный рев хриплых мужских глоток.
Типа – песня.
Спартак Москва!
Ты самый лучший!
Ты самый сильный русский клуб!
Вали коней!
Вали мусарню!
Пока ублюдки не умрут!
Наши развлекаются.
Вот ведь послал господь идиотов на мою голову…
Не могли хотя бы до МКАДа потерпеть…
У вылетевшей в коридорчик несчастной проводницы глаза от ужаса уже даже не по восемь, а по все восемнадцать копеек.
Как бы ментов не вызвала.
Надо срочно урегулировать ситуацию.
Беру барышню под локоток и аккуратно завожу ее обратно в служебное купе. Она почти не сопротивляется.
– Извините, девушка, что не представились сразу. Большинство этих милых, обаятельных господ, которые избрали своим средством передвижения ваш поезд и ваш вагон – «мясное», пардон, спартаковское хулиганье. Да-да, те самые злобные фашистские ублюдки, беспредельщики, о которых так любит писать наша доблестная демократическая пресса.
Глаза у проводницы становятся еще больше.
Странно.
Я, честно говоря, думал, что так просто не бывает.
Теперь, в очередной раз, приходится удивляться воистину безграничным возможностям человеческого организма.
Да и за локоть ее держать все труднее, дергается, зараза.
Боюсь, синяки останутся.
Придется как-то компенсировать.
Достаю стодолларовую купюру, кладу ей на столик.
Глаза барышни слегка фокусируются, взгляд становится немного более осмысленным. Да и вырываться перестала, напротив – прислушивается, что дальше скажу.
Скажу, скажу, милая.
Не волнуйся.
– В принципе, как вы знаете, наша пресса просто обожает врать. Нагло и беспардонно. Ей без вранья – ну никак нельзя. Работа такая, платят им за это самое, и это надо четко понимать. Просто потому, что правда – никому не интересна. Согласны?
Кивает. Она согласна.
Вот только пока не понимает, за что ей причитается целых сто баксов. Сейчас объясню.
