Когда Рингстад скрылся из виду, Бет почувствовала невероятное облегчение, у нее поднялось настроение и она воспринимала все, что видела вокруг, в розовых тонах, безмятежно обозревая Лиллехаммер из окна экипажа. Городок располагался на возвышенности и казался многоярусным, аккуратные маленькие домики были окружены живописными садами, а окраины обрамлял густой сосновый лес. Гостиница носила имя королевы Виктории – еще один знак внимания к британским путешественникам. Почти все небольшие отели по пути следования носили английские названия, и Бет подумала, что эти знаки доброго расположения со стороны норвежцев обещали хорошие отношения к ней местных жителей. Позднее, сидя в удобном плетеном кресле на плоской крыше гостиницы, специально оборудованной под наблюдательную площадку, Бет ухитрилась задержаться на несколько минут после того, как остальные обитатели удалились в свои комнаты. Она наслаждалась покоем и красотой норвежского лета, величественными холмами, на которые падал странный отсвет, словно их освещали скрытые в небе лампы. Скоро, совсем скоро ей предстоит увидеть еще более внушительное зрелище: высокие горы, покрытые снегами вершины, лежавшие к западу, – те места, о которых так часто рассказывала мать. Скоро она будет в Тордендале.
Бет поднялась рано. Экипажи, похожие на кабриолеты, уже были готовы для продолжения пути и стояли, выстроившись в шеренгу; лощади были преимущественно уэстлэндской породы, каких когда-то предпочитали викинги – коренастые и невысокие, но способные преодолевать самые крутые склоны. Все они были светло-бежевой масти, по хвосту и гриве проходила черная полоса. Колин был уже во дворе, наблюдая, как его лодку кладут на повозку, уже нагруженную множеством другого багажа.
Зачесывая назад волосы, ниспадавшие струящимся каскадом, Бет наблюдала за Колином в просвет между портьерами. Он недовольно хмурился, видимо, опасаясь, что грузчики могут уронить лодку, но они, похоже, были опытными людьми и надежно укрепили ее в повозке. Бет вспомнила, как Колин снова поцеловал ее накануне вечером, на этот раз не спросив разрешения, но заключив ее в сильные жадные объятия, не боясь выдать своих чувств. Поцелуй был достаточно благопристоен, абсолютно в границах приличий, однако свидетельствовал о несомненном любовном томлении. Бет вдруг осознала, что каждый изгиб ее женственно-мягкого тела, каждая клеточка нежной кожи жаждет отклика, и желание охватило ее, но сердце, как всегда, осталось безучастным и, казалось, сосредоточилось на чем-то далеком и неясном и не было готово к всепоглощающей страсти. Она поняла, что стремление к идеальному и чувство реальности странным образом переплелись в ее натуре и неизвестно, что это – добродетель или что-то иное. Вздохнув, она отошла от окна к зеркалу и уложила волосы в мягкую прическу.
