Во всяком случае, Елизавета была энергична и предприимчива. Именно благодаря этим качествам ей удалось упросить, умолить петербургское начальство позволить мужу занять освободившееся место начальника местного военного гарнизона. Она знала читать и писать, хранила у себя несколько книг и слыла среди местного бомонда женщиной весьма просвещенной.
Занятием своего отца Елизавета не только не тяготилась, но даже весьма гордилась. Когда ей было всего лет пять, отец взял ее на экзекуцию, которую совершал над провинившимся крестьянином. Экзекуция заключалась в том, что крестьянина — тщедушного, лет пятидесяти — привязали к деревянной кобыле, и отец Елизаветы не торопясь, с какой-то залихватской ловкостью поддергивал кнутовищем, наносил удары, отчего на костлявой спине появлялись длинные вспухшие следы. После десяти ударов вся спина была в крови, затем на лопатках отслоилась кожа. Не выдержав назначенных ему тридцати ударов, крестьянин испустил дух.
— Мое дело — сторона! — рассуждал в тот вечер за обедом отец. — Мне предписано наказать — я и наказываю. У меня должность такая. Не я, так другой найдется, еще хуже будет. А без наказаний никак нельзя, народ и так нынче совсем распущенный, начальства перестал бояться. На все есть закон!
Елизавете понравилось ходить на экзекуции, которые совершал отец. Уже выйдя замуж, она не оставила этого развлечения.
Однажды должны были вешать мужика, обвиненного в грабеже.
Елизавета взяла с собой дочь Кристину. Они приехали в Ригу, заняли среди зрителей места поближе к эшафоту. Кристина со страхом и любопытством наблюдала, как возвели на высокий эшафот молодого парня, бледного от ужаса, едва стоявшего на подгибающихся ногах. Дед девочки, одетый в обычную кумачовую рубаху, поставил парня на табурет, засунул голову в веревочную петлю (которую Елизавета намылила еще накануне) и табурет с силой толкнул. Раздался короткий сдавленный крик, и парень, задрав под напором петли подбородок к небу, долго трясся в мелких конвульсиях. Из носа, ушей и рта у него побежали струйки крови.
Елизавета вдалбливала дочери — малолетней Кристине:
— Большинство людей — черви, скопище негодяев. Если некоторых из них время от времени не давить, они распускаются вовсе и не дадут жить таким честным людям, как мы. Пусть чужие стоны тебе доставляют радость! Поняла? — И Елизавета нежно поцеловала дочь, согласно кивавшую головой.
Елизавета презирала своего мужа и не скрывала этого. Словно гипнотизер, глядя не мигая на его переносицу, Елизавета неоднократно говорила:
