– Нет, – возразил Крейн. – Я люблю женщин.
Дежурный вытер лицо занавеской.
– Да, знаю я эту игру. Они меня, как липку, ободрали.
– Да? – осведомился Джонсон. – А потом ты перетасовал трупы и ободрал нас.
Дежурный захихикал.
– Мы его не берем, – Джонсон обернулся к остальным. – Он профессионал. Будем играть втроем. Пошли. Оги, предупреди нас, если что...
Крейн, Гриннинг и Джонсон спустились по металлической лестнице. Джонсон открыл массивную стальную дверь в мертвецкую.
В нос ударил сладковатый запах формалина. Джонсон щелкнул выключателем – и они зажмурились от яркого света.
– Обычно здесь бывает от сорока до пятидесяти покойников, – сказал Джонсон, указывая на черные крышки огромных выдвижных ящиков.
– Выходит, что проигрыш составит четыре – пять долларов? – спросил Крейн.
– Как повезет, – сказал Джонсон. – Среди убитых больше белые, но их чаще забирают родственники. Ну что, Гриннинг, кого выбираешь?
Тому потребовалось время, чтобы прийти в себя.
– Ладно, – сказал Джонсон. – Крейну – бабы, мне – черные мужики. Таким образом, тебе – белые.
– Минутку, – сказал Крейн, – итальянцы, китайцы и прочие – это белые или черные?
– Выбрасываю деньги на ветер, – заявил Джонсон, – но согласен считать их белыми.
В первом ящике оказался белый мужчина средних лет. Они согласились с тем, что он белый, хотя цвета он был, скорее, синего, а лицо покрывала щетина в полдюйма длиной.
– Поздравляю, Гриннинг, – Джонсон вытащил второй ящик – он был пуст.
В третьем оказался раздутый труп белого цвета.
– Утопленник, – пояснил Джонсон, задвигая ящик. Под № 4 им попался здоровенный татуированный, как новозеландский абориген, моряк. Особенно живописно выглядела татуировка на животе, изображавшая взрыв линкора "Мейн" в Гаванской бухте.
– Тебе везет, толстяк, – Джонсон ткнул Гриннинга в бок.
В других ящиках наметилось некоторое разнообразие, и Крейн почти вернул себе проигрыш. У двадцать седьмого Крейн заявил:
– Спорю на пинту виски – это моя.
– Это мисс Алис Росс.
Гриннинг втиснулся между ними:
– Так это она и есть? Ну-ка дайте посмотреть.
Она была худа, но не мальчишеской худобой, а прелестной стройностью юного тела, и только у глаз лежали темные круги.
– Хороша, – сказал Джонсон. Кончиками пальцев Гриннинг коснулся ее.
– Холодная? – удивленно воскликнул он. – Холодная!
По лестнице загремели шаги.
– Эй, Джонсон! Там какой-то тип хочет с тобой поговорить, – крикнул дежурный.
– Со мной?
– Он сказал, что ему нужны газетчики.
