Однажды Коралия была увезена шайкой турецких негодяев и около двух недель провела во дворце в окрестностях Салоник, во власти турецкого начальника провинции. Освободил ее Эссарец. Но освобождение выглядело так странно, что потом Коралия не раз задавала себе вопрос о том, не существовало ли тайного соглашения между турком и Эссарецем.
Но тогда, униженная, почти сломленная, она поддалась уговорам своей родственницы и вышла замуж за Эссареца, который ухаживал за ней и раньше и на которого она смотрела теперь как на спасителя. Но очень скоро Коралия поняла, что связала свою жизнь с человеком, которого презирала и ненавидела, и любовь которого была похожа на злобу…
Через год они переехали во Францию и поселились на улице Раймон. Эссарец еще задолго перед тем управлял в Салониках отделением Восточно-французского банка в Париже. Очень быстро он приобрел известное влияние в финансовых кругах и получил из Египта титул бея.
Такова была грустная история, которую однажды поведала Коралия Бельвалю, когда они прогуливались по саду. Но как ни сравнивали они свои жизни, ничего не давало ключа к разгадке тайны. Не было ни одного имени, которое было бы известно им обоим, и Бельваль с Коралией терялись в догадках, размышляя, что могли значить половинки аметиста и их фотографии в медальоне и в альбоме.
— Ну, медальон… Это еще можно объяснить, — говорил капитан. — Эссарец мог вырвать его из руки человека, которого он убил. Но альбом? Ведь его нашли зашитым во внутреннем кармане нательной фуфайки…
Оба некоторое время молчали. Потом Патриций спросил:
— А Симон?
— Симон всегда жил здесь.
— И когда была жива ваша матушка?
— Нет, он появился через год или два после ее кончины. Эссарец поселил здесь Симона, чтобы тот присматривал за домом.
— Он был секретарем Эссареца?
— Я никогда точно не знала, какую роль он играл при нем. Секретарь?.. Нет. Его поверенный?.. Тоже нет. Они почти не разговаривали. Раза два или три он приезжал к нам в Салоники. Я помню один из его приездов. Я была еще ребенком и слышала, как Симон что-то резко выговаривал Эссарецу и, кажется, даже угрожал ему.
— За что?
— Не знаю. Я не знаю ничего, что касается Симона. Он жил очень замкнуто и почти все время проводил в саду, ухаживая за цветами. Время от времени он нанимал двух помощников.
— Чью же сторону он держал, как вы думаете?
— Право, не знаю. Мы никогда с ним не разговаривали, хотя мне иногда казалось, что из-под темных очков его глаза следили за мной. В последнее время он почему-то взял за правило сопровождать меня до лазарета и по дороге был внимателен и услужлив до такой степени, что я спрашивала себя…
