— И это ее муж, ее муж… — повторял Бельваль с содроганием.
И точно для того, чтобы рассеять его последние сомнения, полковник принялся насмехаться:
— Да, старый Эссарец, твоя жена мне по вкусу. И если мне не удалось с ней сегодня познакомиться, то я сделаю это сегодня ночью… Кроме прочего, она будет служить мне залогом. Ради нее ты пойдешь на все. Я знаю, что ты обожаешь свою Коралию, и вполне одобряю твой вкус…
Он подошел к камину и зажег настенную электрическую лампочку с рефлектором. Яркий свет отразился на большом портрете Коралии.
— Королева! — с восхищением произнес Факи. — Волшебница! Посмотри, как тонко обрисован овал лица, как грациозны линии плеч и лебединой шейки! Наши красавицы славятся. Эссарец, но подобной ей не найдется и у нас. И скоро она будет моей, потому что я найду ее, в этом ты можешь не сомневаться… Ах, Коралия, Коралия…
Бельваль смотрел на женщину, и ему казалось, что ее лицо заливает румянец стыда. Сам он дрожал от бешенства и негодования и с трудом сдерживался. С болью в сердце он узнал, что она жена этого старика, а теперь ее точно раздевали перед этими людьми.
И в то же время капитан не понимал, что заставляет ее оставаться здесь. Почему бы ей не добраться до окна и не позвать на помощь? Что ей мешает это сделать? Конечно, мужа она не любит… Иначе разве она могла бы присутствовать при его муках, слышать его стоны и ничем не попытаться помочь?
— Но довольно, — сказал Факи, отворачиваясь от портрета. — Коралия будет моей наградой, но ее тем не менее, надо заслужить… За работу, друзья, и побыстрее… Подвиньте его к огню на пятьдесят сантиметров, пока не больше. Хорошо… Что, горячо, Эссарец? Но все это еще можно переносить, дальше будет хуже, подожди…
Он отвязал правую руку своей жертвы и положил на столик рядом с креслом бумагу и карандаш.
— Вот тебе все принадлежности для письма… Говорить тебе трудно? Так пиши… Ты ведь знаешь, о чем идет речь? Всего несколько слов… Ты согласен? Нет? Друзья, еще на десять сантиметров ближе…
Факи подошел к секретарю, в котором капитан узнал старого слугу, иногда сопровождавшего Коралию в лазарет.
— Тебе, Симон, не причинят никакого вреда. Я знаю, что ты предан своему господину и что он не посвящает тебя в свои дела. Кроме того, я уверен, что ты будешь молчать, потому что одно сказанное тобой слово погубит твоего господина скорее, чем нас. Мы поняли друг друга, не правда ли? Отчего ты не ответишь? Может быть, они чересчур стянули тебе горло веревкой? Подожди, я тебе помогу…
