Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I | страница 61
В лесу большими серыми шапками всё ещё лежал местами снег. Под колесами хлюпало.
Когда заработал мотор, хлюпанья не стало слышно.
Дорога, ведущая сквозь лес, была мощёна серо-зелёными не слишком ровными тёсаными каменными плитами. В широких промежутках между плитами росла трава – свежая между пучками сухой. Видно было, что здесь давно никто не ездил.
Саня держала в руках ключи и карты, вручённые ей Алексеем. Несколько раз она судорожно вздохнула. Алексей знал, что ей сейчас очень нелегко, но через это когда-то всё равно следовало пройти.
Он ехал медленно, вглядываясь вперёд и в стороны, в промежутки между деревьями. Деревья были вроде как самые обычные, но притом и незнакомые: с ровной и гладкой, как сероватая бумага, корой. Листья ещё не проклюнулись, но на верхних ветвях в изобилии висели серёжки, издали похожие на шишечки хмеля. Буквально на каждом дереве мостилась "ведьмина метла", были такие, на которых этих растительных паразитов насчитывалось штук шесть-восемь.
На полянках, прободая траву, тянулись вверх высокие, выше колена, срамного вида грибы.
– Алёша, – позвала Саня. – Смотри-ка – там…
По лесу вдали шёл человек – в ту же сторону, что они ехали. Его плохо было видно из-за стволов, сероватая одежда сливалась с их сероватым фоном, и всё же удалось рассмотреть сгорбленный силуэт и тёмный мешок за плечами.
Несколько секунд Алексей колебался. Сам не зная почему. Потом, сбросив скорость, но не останавливаясь совсем, нажал грушу клаксона. Труба запела: "Моя любовь, прекрасная, как утренний сон…" Человек мгновенно повернулся и пошёл к дороге.
Когда он приблизился, стало ясно, что он ещё не стар, но уже сед и согбен.
– Добрые господа направляются в Лиль? – спросил он дребезжащим голоском.
– Садитесь, почтенный, – откликнулась Саня. – Сзади вещи – подвиньте их.
– Сейчас редко кто решается подбирать бедных путников, – сказал бедный путник, робко сдвигая саквояж Алексея и занимая ровно четверть узкого, как скамеечка, заднего сиденья; голос его был ненормально ровный, невыразительный, вялый и серый, как его же одежда. – Боятся блох. Но на мне блох нет. Я травник. Мое имя Авда. Меня многие знают. Я практикую чёрную колючку.
– То-то я слышу, чем-то знакомым пахнет, – сказал Алексей, трогаясь. – Но от неё же… – он помахал рукой у виска.
– Да, если её курить или жевать, – сказал Авда всё тем же серым голосом. – Я же делаю из неё мазь для тела и присыпку для белья. Блохи никогда не кусают того, кто использует эту мазь.