А ею, Черин, еще никто никогда не пользовался. Она была хозяйкой и своего тела, и своей души. Никто не стоял выше ее, никто никогда не указывал ей, что, как и когда делать... Это она могла попользоваться другими, а не другие – ею. Так было всегда! Никто не мог овладеть Черин – Багровой Ведьмой, да еще уйти после этого безнаказанным.
Неожиданно она оказалась под тучами и летела уже над самой землей. Внизу мелькали деревья и скалы, реки и хижины, бесцветные и почти неразличимые во мраке бури, которая обескровила их и заставила весь мир сжаться от страха перед ее черным великолепием. Впереди вставала Глаз-Гора – гора с красным оком, бездумно глядящим во мрак, и зрачок этого ока вспыхивал снова и снова. Ведьма полетела туда, медленно развернулась на границе почвы и скал, мягко приземлилась на ноги, на свои красновато-коричневые босые ступни, и устремилась в свое убежище.
Завеса Смерти зажужжала, но узнала хозяйку и, вместо того, чтобы укусить, закрыла свою невидимую пасть. В первое время после того, как Черин создала Завесу Смерти, камни у подножия скалы были завалены останками тех, кто осмелился попытаться пройти сквозь этот невидимый барьер в надежде завладеть пещерой Багровой Ведьмы и нежным телом ее хозяйки.
Но теперь, поскольку примеры были слишком наглядными, подножие скалы оставалось чистым, а неприкосновенность ее жилища была гарантирована.
В черном полированном камне иола отражались языки пламени очага. Черин могла бы сотворить вечный свет – это умение не входило в Утраченное Искусство, – но живое пламя было чем-то особым, и оно будило в ней чувства, которых не могли разбудить голубые холодные звезды квазиогня. Но сейчас огонь в очаге был необязателен: пламени, горящего в ее глазах, хватало, чтобы осветить пещеру. Огня ненависти. Хорошо вскормленной, заботливо взращенной ненависти.
– Я его проучу! – выкрикнула она самой себе.
Будучи красивой, Черин, как ни странно, оставалась одинокой. Она не искала ничьего общества, довольствуясь тем, что давала ей ее магия. Будучи горячей, она изо всех сил старалась казаться бесстрастной и прослыла одной из самых причудливых и холодных гордячек во всем королевстве.
Она остановилась перед котлом с ярко-зеленой жидкостью, поверхность которой отражала ее лицо так же подробно, как самое лучшее зеркало. Это было прекрасное лицо, прелестное лицо. Черные, как полночь, волосы в беспорядке вились вокруг идеально красивого лица, зеленых-презеленых глаз, непокорно вздернутого носика и пухлых, словно наполненных медом губ.
